Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

На ложе Соломоновом,
Из древ святых воздвигнутом
Ливанских пречудеснейших,
Тайный смысл сокрывающих,
Где власть царя построила
Локотники из золота,
Седалище из пурпура
Для Иерусалимских дев,
Храм олицетворяющих[130]

,¹⁰ Там пиршество духовное
Обретешь превеликое:
Из рога изобилия
Сыплются там те кушанья,
От коих скорбь смиряется,
И дух наш исцеляется,
И перестанет род людской
Оплакивать свой жребий злой.
Но, в аромате лилии
Сладчайший плод скрывается, —
²⁰ Средь цветов благовоннейших
И средь медов отменнейших
Яство найдешь ты некое:
Вкушай его во здравие.
Есть город-метрополия,
Реймсом званная, стольная,
Что Ремом встарь построена,
Родимым братом Ромула,
Римского повелителя[131].
Имел тот город царственный
³⁰ И издревле прославленный
Доброго архипастыря,
Великого Ремигия[132].
. . . . . . . . . . . . . .
⁴⁴ Раз, в календы октябрьские,
В день оного святителя,
Когда народ стекается
И сим увеселяется,
Среди других паломников
И всех добрых католиков
⁵⁰ Один пришел в смирении
Из иноческой братии,
Чтоб плачем сокрушения
Смыть плоти прегрешения.
Его, как гостя, приняли
Под сень святой обители:
Так был включен он в братию,
Сроднился с ней любовию.
Когда в опочивальне он
Был погружен в глубокий сон,
⁶⁰ Было ему видение,
И вот каков рассказ его.
. . . . . . . . . . . . . .
⁷⁶ «Пока мне очи сон смежал,
На ложе плоть покоилась,
В видении увидел я,
Что в алтаре Ремигия,
⁸⁰ Славного архипастыря,
Свершаю чин молебствия
Я в облаченьи дьякона
Среди народа множества.
Было то в воскресение,
В кое Христу в сретение
Шли люди иудейские,
Соборне сына Божия,
Плоть приявшего, чествуя.
Знаем мы из Евангелья,
⁹⁰ Что большего почтения,
Чем в этот день, оказано
Христу в то время не было,
Пока средь нас он шествовал.
«Осанна!» — громко отроки
Кричат. — «Благословен грядый
Ныне во имя Господа!»
Видя восторг неистовый,
Евреев род завистливый
Подверг Христа мучению,
¹⁰⁰ Приговорил к распятию.
Бедро копьем пронзается,
Кровь с водой проливается,
Душа из тела просится,
В руце Отца возносится.
Когда о дивном деле том
Провозгласил я с трепетом
И затем по прочтении
Шел с амвона в смирении,
Держа под левой мышцею
¹¹⁰ Святую книгу Библию, —
Увидел я воочию
Христа изображение,
С креста ко мне сошедшее,
И знаменье победное,
Крестом у нас рекомое,
Мощной дланью держащее
И так мне говорящее:
«Крепко ли, брат, ты веришь в то,
О чем читал ты только что?»
¹²⁰ Упавши на колени, я
Ответил, полн смирения:
«Я пред тобою прах земли,
И пыль, и персть, и хуже тли!
Что ртом прочел я, Господи,
В то сердцем верю в кротости,
И в глубине сознания
Нет и тени сомнения,
Что ты — Единый, рождшийся,
Страдавший и вознесшийся,
¹³⁰ В третий день возродившийся:
И в это крепко верю я».
Тут тотчас повелел он мне:
«Иди, за мною следуя,
Куда стопы направлю я».
И вот, быстрей мгновения,
Свыше всякого чаянья,
Сошел он в преисподние,
Держа в деснице знак креста:
Я ж следовал без трепета,
¹⁴⁰ Ибо страшиться нечего
С таким руководителем.
Тут все князья поземной тьмы,
И бледной Смерти воины,
И злобные мучители,
И быстрые набежчики
Рассеялись в поспешности,
Не смея и очей взвести
И не дерзая вынести
Сего молниеносного
¹⁵⁰ Сияния преясного.
Полями и долинами
Прочь убегают демоны
Темновидные, черные,
Печной золе подобные,
Обличием бескровные;
Все ревут, завываючи,
Как львы освирепевшие,
Львят своих потерявшие[133].
¹⁶⁰ И день и ночь скулят они,
И звуки пенья скорбного
Рвутся из горла черного.
Вот прилетают ангелы,
Поющие судье хвалы,
Чтоб души в небеса вести,
Которые от тягости
Христос возносит к радости;
И звучит славословия
Небесная мелодия.
¹⁷⁰ Вовек ничей не видел взор,
И слух не внял до этих пор,
Ничья душа не ведала,
Какой был взрыв веселия,
Какая радость велия,
Как шли на выси горние
Смерти рабы недавние.
О Иисусе Господи!
Кто восхвалить дела твои
Возмог иль сможет в будущем?!
¹⁸⁰ Ты над жалкими сжалился,
Ты опальных и брошенных
Вознес до мест возвышенных.
Но возвращу я кисть свою
К чудесному видению,
Дабы поведать истинно
По ряду все, что видено.
Видя сей подвиг благостный,
Шел вслед за ним я, радостный,
Как будто раньше времени
¹⁹⁰ Избег я плоти бремени.
Но обратил тут с ласкою
Господь ко мне главу свою:
«Куда идешь ты с радостью?»
«С тобой, Свет светлый, шествую!
Твою я славу чествую,
Коей хочу участником
Я быть и сонаследником!»
Он же промолвил ласково:
«Шаги замедли временно
²⁰⁰ И не двигайся далее!
Вернись к твоей обители:
Года твои не минули».
Что мог бы я на то сказать
И что бы мог ответствовать?
Слова не смея вымолвить,
Долго стоял в молчании,
В сердечном трепетании...
«Как возвращусь, о Господи?»
«Дорогой той же вспять иди!»
²¹⁰ «Но всюду, сзади, спереди
Полны дороги нежити:
Мне одному не выбрести».
Иисус же немедленно,
Взглянув налево пристально,
Зрит образину страшную,
Диавольскую, мрачную,
И, поманив концом перста:
«Негодный раб, пойди сюда!
Злой раб, послушай Господа!»
²²⁰ Властно повелевает он:
«Здоровым и нетронутым
Брата верни к местам родным,
И к святому Ремигию
Верни монаха в братию.
Смотри, чтоб мог он в целости
Без страха в свой удел идти,
Чтоб все твои приятели
Пальцем его не тронули!»
. . . . . . . . . . . . . .
В хаос Эреба входим мы
И вмиг обуреваемы
Роем теней подземной тьмы,
²⁴⁰ Бежавших прежде в ужасе
И вновь кружащих в хаосе.
Все больше их и больше их,
В сумраке изнывающих!
И вот с зубовным скрежетом
И со свирепым ропотом
Скликают диким голосом
Товарищей по бедствиям,
Чтоб руками когтистыми
И крюками калеными
²⁵⁰ Меня скорей увлечь на дно
И за спасенных множество
Мучить меня, невинного.
. . . . . . . . . . . . . .
²⁶¹ Но злой руководитель мой
Речью смирил их яростной:
«Если вы, племя бесово,
Замучите мне этого,
Что сотворите, жалкие,
Когда Христос опять придет?
Приказываю строго я
Пустить его, не трогая:
Не смейте вы бороться с ним:
²⁷⁰ Так велено Христом самим,
Что нас страшит крестом своим,
Чье Царство ужасающе,
Чья власть для нас страшилище:
Ее снести не можем мы,
Ее назвать не смеем мы!»
. . . . . . . . . . . . . .
²⁸¹ Смирив их строгим голосом,
Таким исполнил ужасом,
Что через племя мрачное,
Между копий сверкающих
И пропастей зияющих
Нераненым, нетронутым
Вернулся я к стенам святым
Блаженного Ремигия..
. . . . . . . . . . . . . .
²⁹⁷ Но неотступно спутник злой
Вплоть до одра идет со мной.
Едва без промедления
³⁰⁰ Улегся на постели я,
Предстал с зубами черными,
Со спутанными космами
И с бельмами кровавыми,
С медведем схожий лапами[134],
А когтем с львом, и черную
Неся козу на дротике.
«Пусти в постель убогую
Того, с кем шел дорогою!
Не бойся ты приятеля
Принять в свои объятия:
Тот, кто в пути не трогает,
На ложе не попробует!»
Тут, храбр и смел не в меру, я,
В Христа, не в силу, веруя,
Быстро подавшись в сторону,
Справа дал место демону,
Чтоб лег со мной в постель одну;
Уста к устам, на ложе том
Ведем беседу шепотом.
³²⁰ Я в божью помощь верую,
Без страха с ним беседую:
«Скажи, приятель, спутник злой,
Противник веры истинной:
По каковому поводу
Понадобилось Господу
Спускаться в преисподние,
Чтоб вырвать души грешные
От вас из тьмы кромешныя?»
. . . . . . . . . . . . . .
³³⁷ И тут со страшным скрежетом
Он начал искаженным ртом
Ответ свой диким голосом,
³⁴⁰ Дрожа губами робкими:
«Монашек мерзкий, мне внимай
И слухом сердца выслушай!
(Правду молвлю невольно я,
Скрывать ее не пробуя,
Хотя в моем обычае —
Солгать при всяком случае.)
Епископы-отступники,
Архимандриты-неучи,
Несчастные священники,
³⁵⁰ Негодные распутники,
Обманщики-диаконы,
Развратницы-монахини,
С толпою младших клириков
И завидущих иноков,
Ропщущих привередников[135],
Все дни и ночи целые
От радостных пасхальных дней
И вплоть до пасхи будущей
Мольбы возносят к Господу
³⁶⁰ В литургиях торжественных
За грешников отверженных.
А миряне негодные
Раздают подаяния
Бедным и недостаточным,
Крадут у нас покойников,
Наших слуг и работников.
Смягченный их молитвами
И гнусными поступками,
Любезный вам, враждебный нам,
³⁷⁰ Христос, соперник демонам,
Вывел от нас всех пленников
К себе, своих приспешников,
А после, в воскресенья час,
Увы и ах! осилил нас,
Сократил наше царствие,
Отнял великолепие.
С тех пор в дни пасхи ясные,
Для вас всегда прекрасные,
Для нас всегда ужасные,
³⁸⁰ Взял он себе за правило
Нас поражать безжалостно.
Лишь в одном мы довольны им
И даже нами он хвалим:
За то, что кто грешнее всех,
Кто скован здесь теснее всех,
Кого гнетет тягчайший грех,
Убийцы и грабители
И брака нарушители,
Рабы содомской мерзости,
³⁹⁰ Привычные предатели,
Кто со стыдом не знается,
С законом не считается,
В грехах своих не кается, —
Таких не хочет вывести
Он ради справедливости:
Правых дарит наградою,
А худших тяжкой карою:
Не то, спасая всех равно,
Судил бы он неправедно».
. . . . . . . . . . . . . .
⁴⁵⁹ Еще о многом речь вели,
О многом с ним поспорили,
Чего я не сумел спасти,
Что за ночь от усталости
Навек истерлось в памяти.
И лишь одно оставил я,
Что вам опишет кисть моя,
Коль вам, отцы, желательно.
Выслушав все внимательно,
Злой дух увещевал меня:
«Вот близится заутреня,
⁴⁷⁰ И близок день Ремигия,
Что вашему хвалению
Будет внимать и чтению.
Ты ж, движим мне неведомой
Привычкой некой пагубной,
Чуть звоны колокольные
Проникнут в уши сонные,
С постелью распрощаешься,
В божью церковь направишься,
Первым быть постараешься!
⁴⁸⁰ В то время, как тебе кровать
Сулит возможность мирно спать
И телу сладкий отдых дать,
Ты, как глупец, без памяти
Несешься первым к паперти.
Успеешь ты, обряд храня,
Еще явиться во время,
Пока певцы усердные
Девяносто четвертое
Будут тянуть «Приидите»[136].
⁴⁹⁰ «Палач бесчестный, пусть тебе
Бог ниспошлет возмездие,
Чтобы не знал ты сладости,
Вовек не видел радости,
Ты, что велишь во имя сна
Презреть уставы ордена[137],
Велящие срываться с мест,
Едва раздастся благовест!
Едва ушей коснется он,
Тотчас должны со всех сторон
⁵⁰⁰ Мы, иноки, бежать на звон.
И если что во сне, незрим,
Ты, полунощник, шепчешь им,
Все могут отмолить тогда
Перед престолом Господа[138].
Но что, о дикий, злобный волк,
Тебе до пенья нашего?»
«Всегда ношусь без отдыха
Я по простору воздуха,
Быстрей, чем Евр[139], как тать в ночи,
В приютах божьих рыщучи,
Славить стараюсь грешника,
Воли моей приспешника!»
«Ну, повести постыдных дел
Теперь же положи предел:
Прерви глагол кощунственный!..»
Тут разговор окончил бес
И через миг из глаз исчез.
Затем покинул сон меня.
Вновь вместе с вами, братия,
⁵²⁰ Я к Господу Ремигия
Моленья шлю о том, чтоб сон
Виденью равным сделал он[140].