— Не знаю почему, — отвчала она. — Можетъ-быть, отъ всего, вмст взятаго. Если бы эти люди могли бы сейчасъ же уйти, вс до одного. Нтъ, не вс; не забудьте, вы должны быть послднимъ.
И снова я ожилъ при этихъ словахъ, и глаза мои замтили свтъ въ комнат, наполненной солнцемъ. Ко мн подошла дочь пробста и начала со мной разговоръ; я бы хотлъ, чтобы она была далеко, далеко отъ меня, и отвчалъ ей коротко. Я все время не смотрлъ на нее, потому что, вроятно, это она говорила о моемъ звриномъ взгляд.
Она обратилась къ Эдвард и разсказала ей, какъ однажды за границей, кажется въ Рим, ее преслдовалъ на улиц какой-то господинъ.
— Изъ одной улицы въ другую онъ все бжалъ за мной и улыбался, — говорила она.
— Такъ разв онъ былъ слпой? — воскликнулъ я, чтобъ доставить удовольствіе Эдвард. И при этихъ словахъ я пожалъ плечами.
Молодая дама тотчасъ же поняла мой грубый намекъ и отвчала:
— Да, по всей вроятности, разъ онъ могъ преслдовалъ такую старую и отвратительную особу, какъ я.
Но не добился отъ Эдварды благодарности, она увела свою подругу; он шептались между собой и качали головой. Съ этой минуты я былъ вполн предоставленъ самому себ.
Проходитъ еще часъ, морскія птицы тамъ, на шхерахъ, уже начинаютъ просыпаться, ихъ крикъ доносится до насъ черезъ раскрытыя окна. Радость охватываетъ меня, когда я слышу эти первые крики, и меня тянетъ туда, къ шхерамъ…
Докторъ опять пришелъ въ хорошее настроеніе духа и сосредоточилъ на себ всеобщее вниманіе. Дамамъ не надодало быть все время около него. «Это мой соперникъ» думалъ я и я думалъ также о его хромой ног и жалкой фигур. Онъ выдумалъ новое остроумное проклятіе, онъ говорилъ: — Смерть и глупецъ! — и каждый разъ, когда онъ употреблялъ это проклятіе, я громко смялся. Среди моихъ терзаній мн пришла въ голову мысль оказывать всевозможныя любезности этому человку, потому что онъ былъ моимъ соперникомъ. Докторъ постоянно былъ у меня на первомъ план, я кричалъ — слушайте же, что говоритъ докторъ! — и я заставлялъ себя громко смяться надъ его выраженіями.
— Я люблю міръ, — говорилъ докторъ, — я цпляюсь руками и ногами за жизнь. И когда я умру, я надюсь получить свое мсто въ вчности какъ разъ надъ Лондономъ или Парижемъ, чтобы я могъ постоянно, постоянно слышать шумъ человческаго канкана.
— Великолпно! — воскликнулъ я и закашлялся отъ смха, хотя я былъ совершенно трезвый.
Эдварда, кажется, тоже была въ восторг. Когда гости начали уходить, я забрался въ маленькую сосднюю комнату, слъ и началъ ждать. До меня доносилось съ лстницы одно «прощайте» за другимъ, докторъ тоже простился и вышелъ. Скоро замерли вс голоса. Сердце мое сильно билось, пока я дожидался.
Эдварда вернулась назадъ. Увидя меня, она, удивленная, остановилась, затмъ, улыбаясь, сказала:
— Ахъ, такъ это вы. Это было любезно съ вашей стороны дождаться до самаго конца, я до смерти устала.
Она продолжала стоятъ. Я сказалъ, вставая:
— Да, вамъ нужно теперь отдохнуть. Надюсь, ваше дурное настроеніе прошло, Эдварда? Вотъ незадолго передъ тмъ вы были такая печальная, и это огорчало меня.
— Это все пройдетъ, если я высплюсь.
Мн нечего было больше говорить, я направился къ двери.
— Благодарю васъ за сегодняшній вечеръ, — сказала она и протянула мн руку. Но когда она хотла меня проводить до лстницы, я старался отклонить это.
— Это совсмъ ненужно, — сказалъ я, — не безпокойтесь, я могу; прекрасно одинъ!…. — Но она все-таки проводила меня. Она стояла въ сняхъ и терпливо ждала, пока я отыскивалъ свою шляпу, ружье и ягдташъ. Въ углу стояла трость; я прекрасно видлъ ее, я пристально смотрю на нее и узнаю, эта трость принадлежитъ доктору. Когда она замчаетъ направленіе моего взгляда, она краснетъ отъ смущенія; по ея лицу можно было ясно видть, что она нетерплива и ничего не знаетъ про палку. Проходитъ цлая минута! Наконецъ, бшеное нетерпніе овладваетъ ею, и она говоритъ, вся дрожа:
— Ваша палка, не забудьте же вашей палки. — И я вижу собственными глазами, что она подаетъ мн палку доктора,
Я посмотрлъ на нее, она все еще держала палку, ея рука, дрожала. Чтобы положить этому конецъ, я взялъ палку и, поставивъ ее опять въ уголъ, сказалъ:
— Вдь это — палка доктора. Я не могу понять, какъ этотъ хромой человкъ забылъ свою палку.
— Вы, съ вашимъ «хромымъ человкомъ!» — воскликнула она озлобленно и сдлала шагъ ко мн. — Вы не хромаете, нтъ, но если бы вы сверхъ всего еще хромали, то вы передъ нимъ не устояли бы. Вотъ что!
Я искалъ отвта, но мн нехватало словъ, я молчалъ. Съ глубокимъ поклономъ я вышелъ, пятясь, изъ дверей на лстницу. Я постоялъ здсь немного, напряженно смотрлъ прямо передъ собой, потомъ ушелъ оттуда.
— Да, итакъ, онъ забылъ свою палку, — подумалъ я, — и онъ пойдетъ за ней; этой дорогой. Онъ не хочетъ, чтобы я вышелъ послднимъ изъ этого дома… — Я медленно тащился по дорог и смотрлъ по сторонамъ; на опушк лса я остановился.