Пан (пер. Химона)

— Да, я это выношу, потому что я люблю руку, которая меня таскаетъ!..

— Знаешь ли ты, Ева, что значитъ надяться?

— Да, кажется.

— Видишь ли, Ева, надежда это — что-то чудесное, да, что-то совершенно особенное. Такъ, напримръ, можно итти въ одно прекрасное утро по дорог и надяться встртить человка, котораго любишь. И что же, встрчаешь этого человка? Нтъ. Почему нтъ? Потому, что этотъ человкъ въ это утро занятъ гд-нибудь въ другомъ мст… Въ горахъ я познакомился съ однимъ старымъ лопаремъ. Тогда ему было 58 л., онъ уже больше ничего не видлъ, а теперь ему за семьдесятъ, но ему кажется, что время отъ времени онъ лучше видитъ; дло идетъ на улучшеніе, думаетъ онъ; если ничто не помшаетъ, онъ будетъ въ состояніи черезъ нсколько лтъ увидть солнце. Волосы у него еще совсмъ черные, но глаза его были совершенно блые. Когда мы сидли въ его землянк и курили, онъ разсказываетъ мн обо всемъ, что видлъ, когда не былъ еще слпымъ.

Онъ былъ крпкій и здоровый, долговчный, и надежда сохраняла его.

Когда я вышелъ, онъ проводилъ меня и началъ показывать мн въ различныхъ направленіяхъ:

— Тамъ вотъ югъ, а тамъ сверъ; сперва ты пойдешь въ этомъ направленіи, а когда спустишься немного съ горы, пойдешь по тому направленію.

— Совершенно врно, — отвчалъ я.

Тогда лопарь разсмялся и сказалъ.

— Видишь ли, четырнадцать — пятнадцать лтъ тому назадъ я этого не зналъ, значитъ я вижу теперь лучше, чмъ тогда; дло идетъ на улучшеніе. — Потомъ онъ нагнулся и снова вползъ въ свою землянку, въ свою вчную землянку, и свою земную обитель.

И онъ снова услся у огня, полный надежды, что черезъ нсколько лтъ онъ снова увидитъ свтъ солнца…

— Ева! какая странная вещь — надежда. Такъ, напримръ, я надюсь забыть того человка, котораго я не встртилъ сегодня на дорог.

— Ты говоришь такъ странно.

— Сегодня третья Желзная ночь. Я общаю теб, Ева, завтра быть совсмъ другимъ человкомъ. Оставь меня теперь одного, завтра ты меня не узнаешь; когда я приду, я буду смяться и цловать тебя, мое дорогое дитя. Подумай, мн осталась только эта ночь; а тамъ я буду совсмъ другимъ человкомъ; черезъ нсколько часовъ я буду другимъ. Покойной ночи, Ева.

— Покойной ночи.

Я располагаюсь ближе къ своему костру и разглядываю пламя. Еловая шишка падаетъ съ втки то тутъ, то тамъ падаютъ сухія втки. Глубокая ночь.

Я закрываю глаза.

Черезъ часъ мои чувства начинаютъ колебаться опредленнымъ ритмомъ. Я образую одно созвучіе съ великой тишиной, одно созвучіе; я смотрю на полумсяцъ; онъ стоить на неб, подобно блой чешу. Я чувствую что-то въ род любви къ нему, я чувствую, что красню.

«Это — онъ, мсяцъ, говорю я тихо и страстно, это — мсяцъ!» И сердце мое бьется ему навстрчу тихими ударами. Это продолжается нсколько минутъ. Слабое дуновеніе, какой-то странный втеръ дуетъ на меня, странный потокъ воздуха.

Что это такое? Я оборачиваюсь, но никого не вижу. Втеръ зоветъ меня, и моя душа доврчиво склоняется на этотъ зовъ. Я чувствую, что потерялъ равновсіе, я прижатъ къ чьей-то невидимой груди, мои глаза становятся влажными, я дрожу, — Богъ стоитъ поблизости и смотритъ на меня.

Это продолжается нсколько минутъ. Я поворачиваю голову, странное движеніе воздуха исчезаетъ, и мн кажется, какъ-будто я вижу духа, повернувшагося ко мн спиной и безшумно шагающаго черезъ лсъ…

Я борюсь нкоторое время съ тяжелымъ оцпенніемъ, я совсмъ изнемогъ отъ этихъ ощущеній, я смертельно усталъ и я засыпаю.

Когда я проснулся, ночь была на исход. Ахъ, я долго бродилъ въ мрачномъ настроеніи, весь въ лихорадк, все ожидая, что вотъ, меня поразитъ какая-нибудь болзнь. Все кружилось передо мною, я на все смотрлъ воспаленными глазами! Глубокая грусть овладла мной.

Теперь все это прошло.

XXVII

Осень. Лто прошло, оно исчезло такъ же быстро, какъ и пришло; ахъ, какъ быстро оно прошло.

Наступили холодные дни; я охочусь, ловлю рыбу и пою псни въ лсу. Бываютъ дни съ густымъ туманомъ; онъ несется съ моря и все покрываетъ мракомъ. Въ одинъ изъ такихъ дней случилось нчто.

Я углубился въ своихъ странствованіяхъ въ лсу и, попавъ въ приходскій лсъ, подошелъ къ дому доктора. Тамъ были гости, молодыя дамы, съ которыми я раньше встрчался, танцующая молодежь, настоящіе саврасы безъ узды.

Подъхалъ экипажъ и остановился у садовой ограды; въ экипаж сидла Эдварда.

Она удивилась, увидя меня.

— Прощайте, — сказалъ я тихо. Но докторъ удержалъ меня.

Эдварда вначал была смущена моимъ присутствіемъ и опустила глаза, когда я заговорилъ; но потомъ она успокоилась и обратилась даже ко мн съ нкоторыми короткими вопросами. Она была поразительно блдна; холодный, срый туманъ окутывалъ ея лицо. Она не выходила изъ экипажа.

— Я пріхала по порученію, — сказала она, смясь, — я изъ церкви, гд никого изъ васъ не нашла; мн сказали, что вы здсь. Цлый часъ проздила, чтобы отыскать васъ. Завтра вечеромъ у насъ собирается небольшое общество, — поводомъ къ этому служитъ отъздъ барона на слдующей недл, - и мн поручено пригласить всхъ васъ. Мы будемъ также танцовать. Итакъ, до завтрашняго вечера.

Вс поклонились и благодарили. Мн она сказала кром того: