Пан (пер. Химона)

— Будьте такъ добры и приходите. И не посылайте въ послднюю минуту записку съ извиненіями.

Этого она никому, кром меня, не говорила. Вскор посл этого она ухала.

Я былъ такъ тронутъ этой неожиданной любезностью; я отошелъ на минуту въ сторону и радовался. Потомъ я простился съ докторомъ и его гостями и пошелъ обратно домой. Какъ она была ко мн благосклонна, какъ она была благосклонна! Чмъ я могу отблагодарить ее за это? Руки у меня ослабли, пріятный холодъ чувствовался въ кистяхъ. Боже мой, вотъ я иду и, совершенно обезсиленный, шатаюсь изъ стороны въ сторону; я не могу сложитъ рукъ, и отъ чувства безпомощности у меня появляются слезы на глазахъ; что съ этимъ подлаешь?..

Лишь поздно вечеромъ я вернулся домой.

Я направился по дорог къ гавани и спросилъ одного изъ рыбаковъ, будетъ ли почтовый пароходъ завтра вечеромъ. Нтъ, почтовый пароходъ будетъ только на слдующей недл.

Я поспшилъ къ хижин и занялся осмотромъ лучшей своей одежды. Я вычистилъ ее и привелъ въ порядокъ, въ нкоторыхъ мстахъ оказались дыры, и я плакалъ, штопая эти дыры.

Покончивъ съ этимъ, я улегся на нарахъ. Этотъ покой продолжался съ минуту; вдругъ мн приходитъ мысль, я вскакиваю и останавливаюсь пораженный среди комнаты. — Все это опять какая-нибудь продлка! — прошепталъ я. Я не былъ бы приглашенъ, если бы я случайно не очутился тутъ же, гд приглашали остальныхъ; и, кром того, она ясно мн намекнула, что я могу не приходить и могу послать записку съ извиненіями…

Я всю ночь не спалъ, и когда наступило утро, я пошелъ въ лсъ, озябшій, не выспавшійся, дрожа въ лихорадк. Гм… вотъ теперь идутъ приготовленія къ вечеру въ Сирилунд! Что же дальше? Я не пойду и извиненій не пошлю. Господинъ Макъ необыкновенно умный человкъ, онъ даетъ этотъ праздникъ въ честь барона, но я не явлюсь, понимаете ли вы это?..

Туманъ густо лежалъ надъ долиной и горой, холодная, влажная изморозь осдала на мою одежду и длала ее тяжелой, мое лицо было холодное и влажное. Порой налеталъ порывъ втра и заставлялъ подниматься и опускаться спящіе туманы.

Было далеко за полдень, смеркалось, туманъ все скрывалъ у меня передъ глазами, и я не могъ оріентироваться по солнцу.

Цлый часъ шелъ по направленію къ дому, но мн нечего было торопиться; преспокойнымъ образомъ я пошелъ въ обратномъ направленіи. Я пришелъ къ неизвстному мн мсту въ лсу. Наконецъ, я прислонилъ ружье къ стволу и обращаюсь за совтомъ къ своему компасу. Я точно опредляю дорогу и снова начинаю итти. Теперь, вроятно, 8 или 9 часовъ.

Тутъ случилось нчто.

Спустя полчаса я слышу сквозь туманъ музыку; еще нсколько минутъ, и я узнаю мстность: я стою вплотную у главнаго зданія Сирилунда. Компасъ ошибочно привелъ меня какъ разъ къ тому мсту, которое я хотлъ обойти. Знакомый голосъ окликаетъ меня; это голосъ доктора. Немного спустя меня вводятъ въ домъ.

Можетъ-бытъ, стволъ моего ружья подйствовалъ на компасъ и ввелъ его въ ошибку. Это случилось со мной еще одинъ разъ недавно, въ этомъ году. Я не знаю, что и подумать.

XXVIII

Въ продолженіе всего вечера у меня было горькое чувство, что мн не мсто здсь, въ этомъ обществ.

Мое прибытіе осталось почти незамченнымъ, вс были такъ заняты другъ другомъ. Эдварда едва поздоровалась со мной. Я принялся много пить, потому что я понялъ, что былъ лишнимъ, и вмст съ тмъ я все-таки не уходилъ.

Господинъ Макъ часто улыбался и длалъ всмъ привтливое лицо; онъ былъ во фрак и имлъ очень хорошій видъ. Онъ появлялся то тутъ, то тамъ въ комнатахъ, смшивался съ этой полусотней гостей, иногда танцовалъ какой-нибудь танецъ, шутилъ и смялся. Въ его глазахъ было что-то таинственное.

Шумъ отъ музыки и голосовъ раздавался по всему дому; вс пять комнатъ были полны гостей, и, кром того, танцовали въ большой зал. Я пришелъ во время ужина. Озабоченныя двушки бгали со стаканами и винами, съ блестящими мдными кофейниками, съ сигарами, трубками, пирожными и фруктами. Не жалли ничего. Въ люстрахъ были необыкновенно толстыя свчи, вставленныя спеціально для этого случая, кром того горли новыя парафиновыя лампы.

Ева помогала въ кухн, я лишь мелькомъ видлъ ее.

Баронъ былъ предметомъ всеобщаго вниманія, хотя онъ велъ себя скромно и тихо и нисколько не выставлялся. На немъ былъ фракъ, плечи котораго были безжалостно помяты укладкой. Онъ больше всего разговаривалъ съ Эдвардой, слдилъ за ней глазами, чокался съ ней и называлъ со фрёкенъ, точно такъ же какъ и дочерей пробста и участковаго врача. Я испытывалъ къ нему неудержимое отвращеніе и не могъ взглянуть на него, чтобъ не отвернуться съ грустной и глупой гримасой. Когда онъ обращался ко мн, я отвчалъ коротко, сжимая губы.