Пан (пер. Химона)

Я беру винтовку и заряжаю оба ствола большимъ количествомъ пороху. Сдлавъ это, я кивнулъ самому себ головой. Я иду въ горы и наполняю порохомъ также свою мину; я опять киваю. Ну, теперь все готово. Я ложусь и жду. Я ждалъ цлые часы. Я все время слышалъ, какъ пароходъ звенлъ цпями у пристани. Начало смеркаться. На конецъ раздался свистъ, грузъ принятъ, пароходъ отходитъ. Теперь мн осталось ждать нсколько минутъ. Мсяцъ еще не вышелъ, и я пристально смотрлъ какъ безумный въ этотъ сумрачный вечеръ. Когда изъ-за острова показался кончикъ бугшприта, я зажегъ фитиль и быстро отошелъ назадъ. Проходитъ минута. Вдругъ раздается трескъ, снопъ каменныхъ осколковъ взлетаетъ въ воздухъ, гора вздрагиваетъ, и скала съ грохотомъ катится въ пропасть. Кругомъ въ горахъ катится эхо. Я беру ружье и стрляю изъ одного ствола, мн отвчаетъ многократное эхо. Мгновенье спустя, я разряжаю второе дуло; воздухъ дрогнулъ отъ моего привтствія, а эхо отнесло этотъ звукъ далеко въ широкій міръ. Казалось, горы сговорились крикнуть вслдъ уходящему кораблю. Проходитъ короткое мгновенье, въ воздух опять все тихо, эхо замолкло въ горахъ, и земля опять лежитъ безмолвно. Корабль исчезаетъ въ сумеркахъ. Я еще дрожу отъ страннаго напряженія, я беру свои бурава и ружье подъ мышку и спускаюсь съ горы; колни у меня ослабли. Я взялъ кратчайшій путъ, не сводя глазъ съ дымящагося слда, оставленнаго обваломъ. Эзопъ все время идетъ, тряся головой, и чихаетъ отъ запаха гари. Когда я спустился внизъ, къ лодочной пристани, меня ждало зрлище, перевернувшее мн всю душу: лежала лодка, раздробленная скатившимся обломкомъ скалы, а Ева… Ева лежала рядомъ, раздавленная, разорванная, бокъ и животъ были до неузнаваемости истерзаны. Ева лежала убитая на мст.

XXXIII

Что же мн еще писать?

Въ продолженіе нсколькихъ дней я не разряжалъ ружья; мн нечего было сть, и я ничего не лъ; я сидлъ въ своемъ сара.

Еву отнесли въ церковь въ лодк господина Мака, окрашенной въ блый цвтъ. Я шелъ берегомъ и пришелъ къ ея могил… Ева умерла. Помнишь ли ты ея маленькую двичью головку съ волосами, какъ у монашенки? Она приходила сюда такъ тихо, складывала свою ношу и улыбалась. И видла ты, какъ жизнь кипла въ этой улыбк?

Лежи смирно, Эзопъ. Мн припоминается одно странное сказаніе. Это было четыре человческихъ возраста тому назадъ, во времена Изелины, когда священникомъ былъ Штамеръ.

Одна двушка сидла въ заключеніи въ башн, окруженной стнами. Она любила одного человка. Почему? Спроси у втра и звздъ, спроси бога жизни, ибо никто другой не можетъ знать. И онъ былъ ея другомъ и возлюбленнымъ. Но время шло, и въ одинъ прекрасный день онъ увидлъ другую, и его чувство измнилось.

Двушку онъ любилъ юношескою любовью. Онъ часто называлъ ее своимъ благословеніемъ и своей голубкой, у нея была горячая, трепещущая грудь. Онъ сказалъ:- Дай мн твое сердце. — И она сдлала это. Онъ сказалъ:- Могу ли попросить тебя о чемъ-нибудь, возлюбленная? — И, опьяненная она отвчала:- да. Она все отдала ему, а онъ не благодарилъ ее.

Другую онъ любилъ, какъ рабъ, какъ безумецъ и какъ нищій. Почему? Спроси пыль на дорог и падающіе листья, спроси загадочнаго бога жизни, ибо никто другой не знаетъ про это. Она ничего ему не отдала, ничего, и тмъ не мене онъ благодарилъ ее.

Она сказала:- отдай мн твой покой и твой разумъ! — и онъ грустилъ, что она не спросила у него его жизнь.

А двушку посадили въ башню…

— Что ты длаешь, двушка, ты сидишь и улыбаешься?

— Я думаю о томъ, что было 10 лтъ тому назадъ. Тогда я встртила его.

— Ты все думаешь о немъ?

— Я все думаю о немъ. А время идетъ…

— Что ты длаешь, двушка? И почему ты сидишь и улыбаешься?

— Я вышиваю его имя на платк.

— Чье имя? Того, кто засадилъ тебя сюда?

— Да, того, кого я встртила 20 лтъ тому навалъ.

— Ты все думаешь о немъ?

— Я, какъ и прежде, думаю о немъ. А время идетъ…

— Что ты длаешь, узница?

— Я старю и не могу больше вышивать, я скребу известку со стны. Изъ извести я лплю кружку для него. Это мой маленькій подарокъ.

— О комъ ты говоришь?

— О моемъ возлюбленномъ, который заключилъ меня въ эту башню.

— Ты улыбаешься тому, что онъ заключилъ тебя сюда.

— Я думаю о томъ, что онъ скажетъ. «Хе-хе, скажетъ онъ, моя возлюбленная прислала мн эту кружку, она не забыла меня за эти 30 лтъ».

А время идетъ…

— Что, узница, ты сидишь, ничего не длаешь и все улыбаешься?

— Я старю, я старю, мои глаза ослпли, я могу только думать.

— О томъ, котораго ты встртила 40 лтъ тому назадъ?

— О томъ, кого я встртила, когда была молодая. Можетъ-бытъ тому и 40 лтъ.

— Но разв ты не знаешь, что онъ умеръ? Ты блднешь, старая, ты ничего не отвчаешь, губы поблли, ты не дышишь?

Вотъ видишь, какое странное сказаніе о двушк въ башн.

Подожди, Эзопъ, я что-то забылъ; она услышала однажды голосъ своего возлюбленнаго во двор и она покраснла. Ей тогда было 40 лтъ…