Пан (пер. Химона)

Маленькій человкъ былъ холоденъ и непоколебимъ. Онъ составилъ себ планъ я дйствовалъ сообразно съ нимъ, не уклоняясь. А если онъ все-таки проигрывалъ? Въ такомъ случа, онъ не показывалъ и виду, его лицо никогда не искажалось.

Наступили сумерки.

— Ну прощайте, — сказалъ я, — и спасибо за каждый день.

Эдварда молча посмотрла на меня. Потомъ она отвернула голову и, продолжая стоять, смотрла по направленію къ кораблю.

Я вошелъ въ лодку.

Эдварда продолжала стоять на пристани. Когда я былъ на пароход, докторъ крикнулъ мн:- прощайте! Я посмотрлъ на берегъ; въ эту самую минуту Эдварда отвернулась и пошла съ набережной домой такъ торопливо, что докторъ остался далеко позади. Это послднее, что я видлъ.

Волна грусти пробжала у меня по сердцу…

Пароходъ началъ двигаться; я посмотрлъ на вывску господина Мака: Продажа соли и пустыхъ бочекъ; но скоро и она исчезла. Показались мсяцъ и звзды, кругомъ поднялись горы, я я видлъ безконечные лса. Тамъ стоитъ мельница, а тамъ, тамъ лежала моя хижина, которая сгорла; высокій, срый камень одиноко стоитъ на пожарищ. Изелина, Ева…

Полярная дочь разстилалась надъ горами и долинами.

XXXVIII

Я писалъ все это, чтобы скоротать время. Меня занимало вспомнитъ это лто, проведенное на свер. Тогда я не разъ считалъ часы, но часы летли. Все измнилось, дни не хотятъ больше проходить.

У меня бываютъ иногда веселыя минуты, но время — время стало, и я не могу понятъ, какъ можетъ оно стоять такъ неподвижно. Я теперь отставной военный и свободенъ, какъ принцъ. Все обстоитъ благополучно, я встрчаюсь съ людьми, зжу въ экипажахъ. Порой я закрываю одинъ глазъ и пишу указательнымъ пальцемъ на неб; я щекочу мсяцъ подъ подбородкомъ, и мн кажется, что онъ смется, смется во всю глотку, глупо радуясь тому, что его щекочатъ подъ подбородкомъ. Все улыбается. Я щелкаю пробкой и созываю веселыхъ людей. Что же касается Эдварды, то я не думаю о ней. Почему было мн не забыть ее совсмъ за этотъ долгій срокъ. Есть же честь у меня. А если кто меня спроситъ, есть ли у меня заботы, я прямо отвчу: нтъ, у меня нтъ никакихъ заботъ…

Кора лежитъ и смотритъ на меня, часы тикаютъ на камин, въ открытыя окна доносится шумъ города. Стучатъ въ дверь, и почтальонъ подаетъ мн письмо. На письм корона. Я знаю, отъ кого оно; я тотчасъ же догадываюсь, или, можетъ быть, все это приснилось мн въ безсонную ночь. Но въ письм ни слова; въ немъ лежатъ только два зеленыхъ птичьихъ пера.

Ледяной ужасъ охватываетъ меня, мн холодно. «Два зеленыхъ птичьихъ пера!» говорю я про себя. Ну, что же тутъ подлаешь!

Но отчего мн холодно?

Ну вотъ, изъ оконъ проклятый сквознякъ!

И я закрываю окна.

И я продолжаю думать. Вотъ лежатъ два птичьихъ пера; мн кажется они знакомы, они напоминаютъ мн маленькую шутку тамъ, на свер, одно маленькое впечатлніе среди многихъ другихъ впечатлній; пріятно увидть снова эти перья. И вдругъ мн кажется, что я вижу лицо и слышу голосъ; и голосъ говорить: вотъ, пожалуйста, господинъ лейтенантъ, возьмите ваши птичьи перья…

Ваши птичьи перья…

Кара, лежи смирно, слышишь, я убью тебя, если ты только шевельнешься! Погода теплая, невыносимая жара; о чемъ я думалъ, когда я закрывалъ окна! Настежь окна, двери, сюда, веселые люди, входите…

И день проходитъ, но время стоитъ неподвижно.

Все это я написалъ ради моего удовольствія и забавлялся этимъ, насколько могъ. Никакое горе меня не тяготитъ, но мн хочется прочь отсюда; куда, я самъ не знаю, но далеко, куда-нибудь въ Африку, въ Индію, потому что я принадлежу лсамъ и одиночеству.

СМЕРТЬ ГЛАНА (Записки 1861 года)

I

Семейству Глановъ придется длать еще много длинныхъ объявленій по поводу исчезнувшаго лейтенанта, Томаса Глана; онъ никогда больше не вернется, потому что онъ умеръ, и я даже знаю, какъ онъ умеръ.

По правд сказать, меня не удивляетъ, что его семья такъ упорно продолжаетъ свои розыски; такъ какъ Томасъ Гланъ во многихъ отношеніяхъ былъ необыкновенный, даже исключительный человкъ.

Я долженъ признать это, чтобы быть справедливымъ, и это, несмотря на то, что враждебное воспоминаніе о немъ вызываетъ во мн ненависть. Онъ былъ великолпенъ, полонъ молодости, въ немъ было что-то обольстительное. Когда онъ смотрлъ на кого-нибудь своимъ горячимъ взглядомъ звря, тогда чувствовалась его сила; даже я чувствовалъ это. Одна дама сказала про него: когда онъ на меня смотритъ, я смущаюсь; у меня такое чувство, какъ-будто онъ прикасается ко мн.