«Пане-лоцмане» и другие рассказы

Шеф мастерской предприимчив в рекламе: на головки хорошеньких пластмассовых девушек он нацепил короткие седые букли, а несколько сморщенных и обрюзгших стариковских голов увенчал задорными женскими прическами, уложенными в лучших салонах центральных улиц. Игривые фигуры странно смотрят на перекресток, где трудно было развернуться тяжелому танку…

— Почему ты говоришь: опять парики?

— Они были здесь всегда, для женщин и мужчин, только это не было большой модой. Потом хозяин стал делать фуражки, но я этого не видел. Говорят, он тоже напяливал их на манекены. Это было прибыльное дело, фуражки тогда нравились всем.

…Значит, водитель танка даванул их гусеницей. Наверное, он даже не успел разобрать, что это были просто чучела в фуражках, они ведь только промелькнули в смотровой щели. А настоящие — те ударили из того подъезда. Или, пожалуй, из этого, где такие добротные тумбы. И оттуда тоже удобно…

— Они все убежали, те, что с «фаустами». Они боялись, что танк их покарает. А им хотелось быть живыми, чтобы кричать: «Гитлер капут!»

Дядя Федя двумя руками оперся на трость. У него хрипело в горле, и видно было, как шевелится плащ на спине между лопатками.

— У нас не принято курить на улице. Это ведь все равно что есть пищу на ходу. Но давай закурим, а?

Он наклонился к огоньку зажигалки. Складки в углах губ и мешки под глазами заскорузли, как кожа сапог.

— У вас еще растет махорка? Если можно, привези, когда соберешься сюда еще раз. Хорошо?

— Ладно.

— Ладно? Что значит «ладно»? А, вспомнил. Не поладим — так это говорилось.

— Где так говорилось?

— А, это моя жизнь… Вот здесь, где были ступеньки, я говорил с Хельгой. Я сказал ей, чтоб она… Она была совсем девочка и пыталась плакать. А я орал, чтоб она убиралась ко всем свинячьим дьяволам! Так было нужно… С этого места я и пошел с побрякушками на руках прямо в гостиницу фюрера… А танк пробивался к порту, где нами хотели набить трюмы старого фрахтера. Оказывается, был приказ утопить нас всех в море, но Гиммлер не виноват, что нас не утопили!.. Видишь, тут стою, сигареты «Каро» курю — «мухам капут».

Можно представить, как тогда, в тридцать третьем, таким же вечером, дядя Федя прибежал сюда и вызвал невесту, постучав по водосточной трубе. Он уже знал, что будет дальше, и у него не было времени скрыться, и единственное, чего он хотел, — не впутывать в то, что будет, и ее.

Она выбежала в серый, пропахший паленым торфом воздух, забыв приличествующую аккуратность, одетая по-домашнему. А он орал, он ругал ее грязными припортовыми словами. Он старался кричать, хотя знал, как откликаются створки окошек на зов водосточной трубы…

— Чего стоишь, мой милый? Пойдем к порту. Тут, по дороге, есть кое-что интересное.

— А где Хельга, дядя Федя?

— Ее не тронули. В сорок втором я получил сапогом в лицо от Вилли, который раньше жил в этом подъезде, видишь, где такие толстые тумбы? Он разбил мне лицо у входа в лагерный бордель за то, что я его увидел. Когда я лежал, он сообщил мне, что Хельга вышла замуж за Герлаха. А мне было все равно, потому что я не надеялся выжить, хотя и не хотел умирать, у меня к фюреру были свои вопросы. Но Вилли не забыл сказать мне про Хельгу.

О, мой милый! Вот как раз такими они и были, понимаешь? Им было наплевать на всех, но они не забывали ничего из того, что им было нужно! Даже быки служили им! Исправно и до конца, как Тисс и «Фарбениндустри»! Они делали кнуты из бычьих половых органов. Ты бы никогда не додумался до этого, мой дорогой, а? Прекрасные плети! Они приучали не забывать! Вот, пощупай плечо, нет, не здесь, а вот здесь, у шеи. Видишь — как это по-русски? — борозда? Один удар — и наросло дикое мясо. О, они это умели!..

Бич из бычьего члена. Пожалуй, до этого не додумаешься. Но я видел его своими глазами, в музее при лагере, за чистым полированным стеклом. Он такой желтоватый, длинный, плотный. И, наверное, вязкий, когда им бьешь по живому телу. Это, должно быть, чудесно, если у тебя к тому же лакированные кожаные сапоги, чистое шерстяное сукно на брюках, расстегнутая кожаная тяжелая кобура на широком кожаном поясе, а на руках тонкие, облегающие кулак, пружинистые кожаные перчатки! Всю одежду тебе дали животные; а другие животные после каждого твоего взмаха надламывают длинные спины и падают тебе в лакированные ноги, и ты брезгливо видишь сверху их нелепые бледные тонкие шеи… Но это недоразвитые животные, их кожа лопается после каждого удара, как желтая наледь…