Паноптикум

— Что было дальше? — повторил вопрос Горемыки Жук. — А дальше они заговорили с ним. Заговорили, и это навсегда поменяло моего отца.

— Что же они ему рассказали?

— Он никогда не говорил мне этого. Он сказал, что то, что они ему сказали, было таким… таким важным, что он не забыл бы это, даже если бы заболел Альцгеймером и потерял бы всю свою память.

— А что было потом?

— Мы больше не жили в деревне. Остались в городе. А несколько деревень в этом районе вместе с лесами и полями вокруг них быстро оцепили военные.

— А твой отец?

— Он сошел с ума. Через два месяца это был уже совершенно другой человек. Он ушел в сторону Полигона, сказав, что ему надо туда проникнуть, чтобы кое-что им рассказать.

— Этим инопланетянам?

— Да. Он сказал, что они улетели, но он с может отсюда с ними связаться и рассказать им о… — Жук вдруг замолчал.

— О чем?

— Я не совсем понимаю то, что он тогда нам с матерью сказал. Я много об этом думал, но так и не понял, что он имел в виду. Возможно, что он уже не отдавал себе отчета в том, что с ним происходит.

— И все же, что он сказал? — голос Горемыки стал чуть подрагивать.

— Он сказал, что черные дыры ближе, чем мы думаем, и что ему нужно обсудить эту проблему с ними, якобы они должны помочь ему найти способ спасти человечество от падения в такую дыру.

— И что было дальше?

— Не знаю. Мы его больше не видели. Труп его не нашли, а это значит, что он проник на Полигон и остался где-то здесь. Быть может, погиб, а может, и жив, я не знаю.

— Ты начал ходить сюда, чтобы найти отца?

— Нет. Просто, знаешь, я не мог ни о чем думать, кроме как о Полигоне. В две тысячи десятом мне было четырнадцать лет, и до этого события я был совершенно другим человеком: я занимался с восьми лет боксом, мечтал стать величайшим боксером, у меня были записи боев Мухаммеда Али, Майка Тайсона, Флойда Майвезера, Оскара Де Ла Хойи, Артура Гатти и многих других боксеров, я постоянно смотрел их бои, занимался в местной секции боксом, выигрывал городские турниры и, по сути, не интересовался ничем, кроме спорта. Но после той ночи двадцать второго августа я ни разу в жизни не надевал на руки боксерские перчатки. Я стал интересоваться совершенно другими вещами. И Полигон был необходим мне.

— Необходим для чего?

— Для того чтобы познать себя и познать этот мир. И у тебя ведь была схожая причина, когда ты принял решение отправиться сюда, накопил необходимую сумму денег и сумел отыскать проводника, решился рискнуть и преступить закон, посетив самое загадочное и необычное место на нашей планете? Я ведь не зря дал тебе прозвище Горемыка, я с первой минуты нашего знакомства понял, что ты явно не получаешь удовольствия от этой жизни.

— Это так, — согласился Горемыка, отпив чая из кружки. Жук тоже взял в руку кружку с чаем, сделал большой глоток, затем поставил кружку на пол, достал из кармана пачку сигарет, закурил. Горемыка последовал его примеру и тоже закурил.

— Я с самого детства чувствовал, что со мной что-то не то, — сказал он Жуку после нескольких глубоких затяжек, — словно бы был с самого своего рождения чужд этому миру, как будто бы я должен был родиться не здесь, а в каком-то другом месте. У тебя никогда не было такого чувства?

Жук пил чай, глядя в окно, что возвышалось над ними и давало немного света, словно прореха в одеяле туч.

— У меня на все это свой взгляд. Я считаю, что есть и другие миры и другие жизни, поэтому не стоит сильно печалиться из-за того, что тебе не повезло здесь.

— А этот Полигон, — спросил Горемыка после короткой паузы, — что он из себя представляет? И… ходит много слухов о том, что и кого тут можно встретить…

— Полигон — это загадка, ребус, который задан всему человечеству. Что-то вроде своеобразного экзамена.

— Экзамена?

— Или эксперимента. Представь, что пятикласснику дали учебник по высшей математике или квантовой физике, да еще и написан этот учебник на другом языке. Это и есть Полигон. Полигон — это нечто, что мы совершенно не понимаем, но тут есть много ответов, это место может помочь тебе, если ты правильно настроишься.

— А это поле… Ты говорил, что оно постоянно растет, но почему тогда не увеличивается площадь Полигона?

— Потому что это место, оно… ну, как бы существует в отдельном кармане пространства, я бы даже сказал, что я не уверен, что это все еще Земля.

— Что ты имеешь в виду? — по спине и затылку Горемыки пробежал холодок.

— Я имею в виду то, что, возможно, мы уже не на нашей планете. Ты знаешь, что гравитация здесь немного слабее, чем где бы то ни было еще на Земле? Ускорение свободного падения тут не девять целых и восемь десятых, а девять целых и шесть десятых, а еще атмосферное давление на Полигоне всегда отличается от того давления, которое за Границей. Даже если замерять его всего лишь в метре за Границей, оно уже будет другим.

— Как же это объяснить?