Паноптикум

По бурным волнам Балатона
Плыл в лодке рыбак молодой…

— Заткнись! — заорала вне себя Розалия.

— Сама заткнись! — крикнул ей в ответ Жиго, поразив этим хозяйку в самое сердце.

— Пьяная свинья! — взорвалась Розалия, приставив рупором обе ладони ко рту. — Неблагодарная тварь! Как ты смеешь так отвечать своим благодетелям? Ты слышал, Шрамм? Слышал, что сказал этот ничтожный Мартон Жиго?

Шрамм лежал на кровати, выставив свой большой живот и скрестив тонкие ножки: точь-в-точь одна из восковых фигур его паноптикума. Скучным голосом он произнес:

— Слышал, слышал… Ну и что? Тебе, с тех пор как ты живешь на свете, приходилось слышать и почище… А, мать?

Розалия, ломая руки, забегала взад и вперед по комнате, потом опять устремилась к окну.

— Убирайся вон! — снова заорала она, свесившись с балкона. — Понимаешь, ты? Я вышвырррну тебя отсюда!!

Она именно так и произнесла «вышвырррну» с тремя «р».

Жиго ничего не ответил, но на ресницах у него показались, слезы. Он поднял глаза к небу, по которому среди мерцающих огней июльских звезд с глупой миной на круглом лице медленно катилась луна. От вина и тепла июльской ночи грусть его растаяла, как воск. При этом он вспотел так, что даже кожа на голове под красными волосами стала совершенно мокрой.

«Вышвырну… Вышвырну!..» — с горечью повторял Жиго грубые и обидные слова Розалии, хотя на протяжении всех этих лет ему не раз приходилось слышать подобные угрозы от своей хозяйки. Ему казалось, что он привык к этим угрозам, и они перестали быть для него обидными, он просто не замечал их. Но сегодня!.. Может быть, вино сделало его таким чувствительным или эта летняя ночь, тишина которой время от времени нарушалась лишь стрекотом цикад, ревом дикого зверя в зоопарке или свистком поезда. «Вышвырну! Понимаешь, ты? Вышвырну!» — продолжал повторять про себя Мартон Жиго, засунув под мышку мягкие, как масло, восковые фигурки и отправляясь спать.

У Жиго не было ни квартиры, ни комнаты, ни даже своего угла. Он жил в паноптикуме, на первом этаже, и ночевал на том самом диване, по соседству с которым днем американский убийца Тоби Батлер намеревался покончить со своей четырнадцатой жертвой, в полутора метрах от императора Вильгельма II, в двух от Хорти и примерно в трех метрах от Муссолини и Гитлера. И какой огромной благодарности требовали от него Шраммы даже за этот диванчик!

Шатаясь, пробирался Мартон Жиго среди восковых фигур императоров, диктаторов и убийц к своему скромному ложу. Сердце его было полно горечи и обиды.

Вот он бредет, пошатываясь, среди всех этих чучел и вдруг… Нет! Это невозможно! Как могли здесь оказаться два императора Вильгельма, два Гитлера два папы Льва? Может быть, это просто действие вина? Но здесь действительно стоят два Вильгельма II, совершенно одинаковых, с закрученными вверх усами и короткопалыми руками, и стоят они в нескольких шагах от контр-адмирала Хорти с несколько искривленным ртом, так как с позавчерашнего дня от большой жары воск вокруг его губ слегка подтек. Кажется, что Хорти нахально скалит зубы, и от одного его вида ярость Жиго еще больше распаляется. Но и это еще не все! Вот Хорти, Муссолини и Гитлер сходят со своих постаментов и, угрожающе размахивая руками, приближаются к забившемуся в угол Мартону Жиго.

О боже! Вот они уже совсем близко, ухмыляющийся рот и стеклянные глаза Хорти словно танцуют перед самым лицом Жиго. Теперь уже и Муссолини, и Гитлер, и все другие окружили тесным кольцом нашего друга Мартона. Он отступает, стиснув зубы, пытаясь удержать рвущийся с губ крик. Он забирается на диван, а те приближаются к нему вплотную, продолжают размахивать руками и угрожать. Под кривым носом у Хорти от жары выступили капельки воска, усы Гитлера сердито топорщатся, на лоб свисает немецкий вариант наполеоновской челки, голая, как биллиардный шар, голова Бенито нахально маячит у Жиго перед глазами… Они уже лезут к нему на диван! Жиго продолжает пятиться, вот он уже за диваном, но агрессоры все ближе и ближе, он уже чувствует их дыхание, отступает еще на шаг и упирается в стену. Дальше отступать некуда! Жиго угрожающе поднимает кулаки, ворвавшийся в окно ветер вздымает его красные вихры, развевающиеся, как языки пламени… До Жиго доносится команда на немецком и итальянском языках. Вот Хорти уже начинает лягать его ногами…

— Неужели никто не придет мне на помощь? Даже ты, Тоби Батлер? Четырнадцать человек ты сумел прикончить, а этих не можешь? А вы, все другие убийцы, которых я здесь увековечил, и вы мне не поможете?

Все это Жиго думал про себя. Однако выпитое вино придало ему храбрости. С уст его сорвался воинственный клич, да такой громкий, что господин Шрамм приподнялся на кровати (они жили в двухкомнатной квартире при паноптикуме) и толкнул в бок жирную Розалию.

— Слышишь? — спросил он ее, и губы у него тут же полиловели, как это всегда бывает у людей с больным сердцем, когда они чего-нибудь испугаются.

Боевой клич прозвучал еще раз. Теперь уже и Розалия замерла от удивления.