Паноптикум

— Спасательные лодки! — кричит, задыхаясь, Люппих. Вода заливает ему рот, он задыхается и падает на дно тонущей лодки. Я тоже кричу. Охвативший меня ужас действует безо всякой системы, цепи, приковывающие меня к якорю цивилизации, ослабевают, и я теряю связь со всеми этапами человеческого развития, начиная от культуры Вавилона и кончая буржуазной демократией: я визжу и вою, трепещу и впадаю в истерику, как это случается со старыми бабами во время предпраздничной уборки. И лишь мгновениями я вижу в Джоан женщину: купальный костюм у нее спустился с плеч, обнажив маленькие круглые груди, мокрые и дрожащие. В небе над нашей головой грохочет такой гром, словно черт закатил кому-то мощную затрещину. Я испуганно откидываюсь назад. Длинные волосы свешиваются мне на лицо, попадают в рот, мир вокруг меня погружается в темноту, и я теряю всякую способность ориентировки.

Через несколько мгновений я сижу в воде, ухватившись за дно перевернутой лодки, и чувствую себя очень спокойно. Я изо всех сил держусь за лодку и вижу, что Катрин, Джоан и Люппих делают то же самое.

— Тону-у-у! — кричит Люппих и судорожно цепляется за ногу Катрин.

— Оставьте мою ногу! Не тяните! — шипит на него Катрин.

— Какой эгоизм! — возмущается Теодор.

Огромные волны перекатываются над моей головой, я ничего не вижу и не соображаю. Я то оказываюсь под водой, то на поверхности. Люппих висит, ухватившись за лодку, как большой ребенок, глаза у него полны слез, и он тихо подвывает. Катрин тоже всхлипывает, в один миг растеряв все свои великосветские привычки. Губная помада размазалась у нее вокруг рта, покрытые красным лаком ногти судорожно впиваются в перевернутую лодку.

Но где же Джоан? Ее нигде нет. Буря все усиливается, молния падает прямо в воду озера, небо ревет, надрываясь от грома.

«Прощай, жизнь! — думаю я про себя. — Прощай и ты, вероломный подлый соавтор, нарушивший наш договор! Прощайте недописанные романы, неверные друзья, столик в кафе, демонические дамочки, чьи горячие поцелуи еще не остыли на моих молодых устах. Будьте счастливы! А я даже не смогу упокоиться в могиле, купленной по дорогой цене у похоронного общества: мне придется ждать пришествия мессии, лежа на неудобном дне озера, в то время как мирные граждане будут загорать под жаркими лучами солнца над разлагающимися останками моего тела!»

Но все-таки где же Джоан? Пока моя продрогшая душа оплакивала так мало мной прежде ценимые радости покидающей меня жизни, я заметил около носа лодки таинственное, но тем не менее совершенное, словно выточенное из мрамора, произведение искусства.

Что это такое? Что это, прекраснейшее изваяние тела Джоан или земной шар? Какого черта, это вся вселенная! Вот, вся целиком, и именно такая, со всеми ее законами и тайнами. И в этой маленькой, грациозной вселенной есть абсолютно все. Мне кажется, что я вижу на ней всю Америку с ее полями, горами, морями, мудростью и глупостью. В этой мраморной вселенной живет вся литература, все искусство, наука и красота. Я чувствую, что ее коснулся вдохновенный поцелуй мироздания. Да это и есть самая неопровержимая, самая первая и самая последняя истина мироздания. И я, как истинно верующий, благоговею перед этой чудесной красотой, представшей передо мной, подымающейся все выше, до самого неба. Маленькая изваянная из мрамора вселенная! Я приветствую тебя, образ мироздания, как самое высшее проявление божественной справедливости. Какое значение перед твоим всеобъемлющим спокойствием имеет эта буря, которая к тому же уляжется через несколько мгновений? Как можно сравнить экзальтированную красоту свирепых молний с твоей божественной прелестью?

Я забываю и бурю, и игру молний, и раскаты грома, когда мой счастливый и благоговейный взгляд останавливается на поразительно прекрасном теле Джоан. Исчезают все: Люппих, Катрин, катастрофа, озеро и буря, не существует ничего на свете, кроме этого миниатюрного тела, заключающего в себе всю вселенную! Исчез страх смерти, я больше не хочу ни с кем прощаться. Теперь я не могу умереть и дать себя на съедение рыбам. Теперь я должен жить!

Миниатюрная мраморная вселенная тихонько шевелится, пытаясь взобраться на опрокинутую лодку, и я вижу испуганное лицо Джоан.

— Что мне делать? Я потеряла свой купальник!

Она смущенно взбирается на лодку, вздыхает и пытается закрыть руками свое обнаженное тело.

— Слезайте с лодки, вы ее потопите! — говорю я ей, притягиваю к себе в воду, обнимаю за талию и под предлогом спасения ее жизни целую. Джоан с ужасом смотрит на меня, погружается с головой в воду, а когда снова показывается над водой, то уже ничего не говорит и хладнокровно держится за лодку выхоленными руками.

— Мы ведь спасемся? — спрашивает она меня.

Я успокаиваю ее.

— Обязательно спасемся, — говорю я ей и обнимаю ее еще крепче.

Джоан если и не отвечает на мои поцелуи, то, во всяком случае, не протестует, а за ее уступчивостью вовсе не кроется равнодушие. Буря понемногу утихает, гром отдаляется, даже таинственная черная вода как будто становится зеленее.