Пансионат

Когда-то за этим парком, наверное, ухаживали, подметали дорожки, чистили статуи, возделывали клумбы. Но и тогда, прикидывает Юми, в нем не было настоящей гармонии: слишком прямолинейная композиция, неточные линии, избыточные пятна, во всем катастрофическое отсутствие тонкости, соразмерности, необходимого природе и человеку созерцательного равновесия. Я не смогла бы здесь жить — даже тогда. Но я живу здесь теперь, потому что у меня больше не осталось выбора.

Мы здесь живем. Мы вместе.

Эту фразу Юми твердит себе так часто, что она уже почти потеряла смысл.

Возле магазина с немытым стеклом и кричащей вывеской — сколько должно пройти времени, чтобы она, Юми, рискнула войти в такой вот магазин? — топчется и курит компания странных людей в экзотических (европейское Средневековье?), но явно самодельных ярких костюмах. И чуть в сторонке от остальных — девушка плотного сложения в коротком одеянии с кусочками меха. Такая странная, такая непохожая ни на кого; хочется ее сфотографировать, но Юми боится лишний раз снимать крышку с объектива. Девушка смотрит, их взгляды встречаются. Какими бесконечно разными бывают люди, думает Юми. Но раз нам теперь вместе жить, мы должны искать точки соприкосновения. Она пытается улыбнуться. Девушка отворачивается, подходит к остальным, что-то произносит — слишком далеко и на своем, непонятном языке.

Этот язык необходимо выучить. Такоси немножко говорит на нем, он знает много разных языков.

Спустившись по небольшой лесенке, они сворачивают в направлении корпуса. Проходят мимо низкой хозяйственной постройки, они кажется совершенно ветхой и заброшенной, но дверь полуоткрыта, а на дощатой скамье перед ней сидят двое пожилых мужчин. Один — коренастый старичок в свитере грубой вязки и зеленом рабочем комбинезоне, другой же, наоборот, высокий и импозантный, в дорогом элегантном костюме, чисто выбритый, с серебряной волной зачесанных назад густых волос. Сосед из другого люкса, узнает его Юми. Такоси говорил, будто он писатель. Они играют в шахматы.

Она поворачивает голову, словно зацепившись за них взглядом. Писатель ловит его и вежливо кивает в ответ.

Юми и Такоси проходят мимо.

На веранде корпуса, придерживаясь за перила, стоит беременная женщина. Она часто здесь стоит; наверное, прикидывает Юми, у нее в номере нет балкона на море. Ее живот выступает из складок плаща, будто силуэт округлой горы над волнами. Юми остро хочется узнать, кто она такая, откуда, как ей удалось спастись… Но все это не главное. Совсем скоро у этой женщины родится ребенок. Жизнь.

Юми смотрит на Такоси, сжимает сильнее его пальцы. Он отвечает на пожатие и чуть-чуть щекочет пальцем ее ладонь. Такоси, который никогда не позволял себе ни крупицы нежности, пока они не оставались совершенно одни. Юми глядит на него изумленными, счастливыми глазами. И машинально придерживает фотоаппарат на груди.

Они поднимаются на лифте на четвертый этаж. Входят в номер, он почему-то называется «люкс» — просторное и убогое двухкомнатное помещение со скрипучей мебелью и пятнами на занавесках. Но Юми все равно. Такоси запирает двери на ключ, берет ее за плечи и разворачивает к себе.

Они целуются долго, тихо, странно, будто в европейском кино. Молча проходят в спальню, и Такоси, по-прежнему не говоря ни слова, скрывается в ванной. Юми садится на широкую кровать, неровный матрас пружинит и прогибается под ее птичьей тяжестью. За дверью ванной с шумными судорожными вздохами льется вода. Здесь надо очень долго ждать, чтобы она стала хоть немного теплой.

Фотоаппарат по-прежнему висит у нее на груди. Юми снимает с шеи его тонкий ремешок, тянется к тумбочке, чтобы отложить в сторону… выпрямляется. Все равно Такоси не придет слишком скоро. У нее есть время посмотреть.

Она выходит на балкон. Небо успело очиститься, солнце стоит высоко над морем, окрашивая его слепящими искрами по ярко-синему фону, а вокруг него прихотливой рамкой перетекают друг в друга золотые, пламенеющие, охристые и темно-зеленые деревья и кустарники на берегу. Это очень красиво, и никак не возможно, чтобы мир, где существует такая ослепительная живая красота, со всех сторон окружала беспощадная и отвратительная смерть.

Юми расчехляет фотоаппарат, включает, переводит в режим просмотра отснятых кадров. Солнце светит чересчур ярко, маленький монитор бликует и отливает сплошным серебром; она возвращается в спальню и задергивает портьеру.

Ничего. Какие-то изломанные линии, цветные пятна хаотичными кубиками, будто на неотформатированном диске. Она листает бесконечные снимки, и ни один из них не похож ни на что вообще. Такоси предупреждал, что ничего не получится.

А может, ничего и не было.

Внезапно раздается оглушительный треск, и резкий хлопок, и негромкий вскрик Такоси — оттуда, из-за дверей в ванной! — и Юми, уронив на покрывало фотоаппарат, опрометью бросается туда. Дергает на себя дверную ручку — заперто!!! — колотит в створку, судорожно дергает снова…