Пансионат

Он резко встает и, не обращая больше внимания на сцену и зал, подходит к ней вплотную.

И, конечно же, она говорит очень тихо:

— Рыжий.

№ 32, стандарт, северный

(в прошедшем времени)

Вокзальный беляш на вкус отдавал солидолом, а бумагу промаслил насквозь в считанные секунды, и Ермолин слабо себе представлял, как теперь браться за ручку чемодана. Оно, конечно, его железный желудок командировочного безропотно переваривал все, но очень уж было противно. И влажные салфетки лежали, кажется, на самом дне.

Он жевал и безнадежно поглядывал на табло. Если б знать, что поезд задержат аж настолько, можно было бы спокойно успеть домой, переодеться и нормально поесть. Но засада в том, что таких вещей не знаешь заранее никогда. А потому грош цена любым разумным и эргономичным, просчитанным наперед планам. Всеобщий разброд, абсурд и бардак все равно вносит свои коррективы с точностью до наоборот. И что ты будешь делать?

Зал ожидания был набит под завязку, рядом с Ермолиным дрыхла поперек лавки храпящая цыганистая старуха, носились взад-вперед визгливые дети, двое мужиков разложили на газете копченую рыбу с отчетливым гнилым душком и азартно пластали ее под пиво. Начиная с соседнего ряда, половину зала оккупировала большая разновозрастная компания — вроде бы приличные на вид, некоторые даже одетые с шиком мужчины и женщины непрерывно несли наперебой отборную похабщину с редкими паузами в виде взрывов хохота. Ермолину хотелось отодвинуться куда подальше, он даже приглядел себе относительно свободную лавочку на другом конце зала, но оттуда, похоже, не просматривалось табло. А понять что-либо в объявлениях диспетчера, меццо-сопрано с кашей во рту, было абсолютно немыслимо.

Он дожевал беляш, скомкал промасленную бумажку и более-менее чистой левой рукой попытался проделать маневр по извлечению из чемоданчика влажных салфеток. Салфетки там лежали точно, Ермолин был слишком опытным командировочным, чтобы про них забыть. Но почему-то никак не нащупывались, никак не…

Что-то невнятно вякнуло сопрано, табло мигнуло и наконец изобразило несколькими исправными лампочками неопределимую цифру платформы напротив ермолинского поезда. Зал ожидания пришел в движение, Ермолин подхватил левой расстегнутый чемоданчик и поспешил к выходу. По дороге он все же заскочил на минуту в туалет ополоснуть руки.

Когда он отыскал нужную платформу и вагон, оказалось, что к проводнику так просто не пробиться: перед входом толпилась давешняя похабная компания, они и теперь смачно матерились и хохмили ниже пояса, громко вопрошали друг друга, у кого билеты, прижимали хихикающих женщин и продвигаться в вагон не спешили. Ермолин вздохнул, вынул свой билет, поудобнее перехватил чемоданчик и ввинтился в толпу.

…В купе никого еще не было, полки стояли поднятые, будто откинутые крышки старинных сундуков, со столика свисала наискосок засаленная велюровая скатерка. Ермолин сверился с билетом и забросил чемоданчик на верхнюю полку. Потом опустил нижнюю под ней и сел у окна.

Тут у него зазвонил мобильный. Мобильный звонил регулярно, вызывая щемящую тоску по совсем недавнему прошлому, когда человек физически не мог решать проблемы одновременно в нескольких местах. Теперь же уровень прогресса издевательски предоставлял ему такую возможность. На этот раз звонила Катенька по настолько пустяковому и дурацкому вопросу, что дальше уже было однозначно некуда. Ермолин ее послал и взглянул на часы. Судя по всему, на завтрашнее утреннее совещание он опаздывал. Этот поезд вообще когда-нибудь тронется?

— Тань, а мы, кажется, здесь! А кто с нами?

— Юрий Владиславович, вы, да?

Ермолин повернул голову.

В купе впорхнули две длинноногие девицы, одна блондинка в черном лаковом плаще, другая рыжая в каких-то салатовых перьях на мини-куртке. Эротично раздеваясь на ходу, они побросали сумочки на полки, загромоздили купе кофрами на колесиках, стрекоча без умолку и поминутно оглядываясь на выход. Через две минуты в проеме появился немолодой потасканный красавец с залысинами и седоватыми кудрями до плеч, приобнял обеих за талии, вызвав зашкаливающее хихиканье и визг. Ермолин прикрыл глаза. Вся усталость нелепого и абсурдного дня навалилась на него одним махом, тяжелая и душная, будто свернутый улиткой матрас с верхней полки. Матрас эти проститутки, кстати, действительно скинули, устраивая на вешалках в узкой щели свои зеленые перья и лаковую кожу.

— У вас там не занято?

Ермолин поднял голову. Спрашивал мужчина, его ровесник, отвратный тип с бархатными актерским баритоном. Интересовало его место для вещей под полкой.

— Свободно, — буркнул Ермолин, выбираясь из-за столика.

Сейчас как проверят билеты, сразу возьму постель и наверх, решил он. И спать. Спать. Спать.

* * *