Панцироносица. Наука против волшебства (СИ)

Кира вспомнила о своей ныне покойной прабабке. Та была очень запасливой женщиной — сказалась военная юность — и в её запасах хранилось очень многое, начиная от ниток, иголок и соли и заканчивая спичками. Спичек у неё был целый мешок; он до сих пор хранился у бабушки в потолочной нише на кухне. И старых этикеток там было немерено. «Можно Эмке подарочек сделать, — подумала она, — ей десятого сентября пятнадцать стукнет… »

— А это что вон там? — Кира ткнула в угол, где под белым пологом скрывался некий довольно громоздкий предмет.

— Это? — Эммочка сняла полог, — это нам в наследство от предков досталось, — она отошла в сторону, и Кира увидела арфу.

— И ты что, неужели ещё и играть умеешь? — Кира подошла поближе и кончиком пальца осторожно потрогала резонаторную коробку. В арфах, как и в любых музыкальных инструментах, она нисколько не разбиралась, но по её прикидкам сей инструмент был очень стар. Наверняка он был ровесником её прабабке Екатерине Матвеевне Беляковой, умершей в возрасте девяноста двух лет, а может, и вовсе отметил вековой юбилей…

— Специально не училась, но умею, — отличница уселась на стул и взялась за струны, — могу показать… ты что предпочитаешь — Чайковского, Дебюсси, или… — заметив растерянное лицо гостьи, девушка опустила глаза, — ох, извини, Кирка, я…

— Ничего-ничего, — Кира выставила вперёд ладошки, — я и в самом деле не знаю, кто такой Дебюсси, а вот о Чайковском слышала, что он… ну, это… как Боря Моисеев. По телевизору показывали как-то…

— Чего только завистники не напридумывают, — вздохнула Эммочка, — про Паганини говорили, что тот с чёртом спутался, про Ободзинского — что у него была любовница в Америке… — она пощёлкала педалями и вновь взялась за струны, — сейчас мы сыграем «Вальс цветов»…

Кира ничего не понимала в музыке, но Эммочкино исполнение ей понравилось, да и инструмент был вполне хорош — звучал он великолепно, несмотря на Бог весть какой возраст…

— Мне не хватает аккомпаниатора, — сказала отличница, — нужна скрипка или виолончель… так примерно…

— Но всё равно классно! — Кира даже зааплодировала.

Девушки сели за стол, ещё раз подогрели чайник и наполнили чашки.

— Скажи, Эмка, — спросила Кира, — а тебе никогда не снились такие сны, после которых остаётся чувство, будто то, что ты видела — это твоё, родное? Что ты там знаешь всё, каждый дом, каждую улицу, фонтан, площадь?

— Ну… — отличница поспешила проглотить глоток чая, — я… даже не знаю. А тебе что, снилось что-то особенное?

От Киры не ускользнуло то, что Эммочка как-то оживилась и вся превратилась в слух. С чего бы такая перемена? И Кира рассказала ей кое-что из своих ночных видений. Чем больше она рассказывала, тем сильнее менялась в лице хозяйка… Когда она дошла до восхода на небе гигантского, похожего на Юпитер, шара, Эммочка, не утерпев, перебила её:

— Постой, а этот шар случайно не Асгардом называется?

— Да, в снах он назывался Асгард, — подтвердила Кира и вдруг остановилась. Откуда Эммочка это знает?

— Значит… ты тоже видела это?

— Ты меня дурочкой посчитаешь, но мне видится в снах всё то же самое, что и тебе, — прошептала Эммочка, — все эти города, люди на огромных ластоногих черепахах, на мамонтах, на эласмозаврах. Аэропорт с летающими дисками на стоянках… а ещё я помню какую-то странную девушку. Она охотилась на тиранозавра, выследила его и уложила с первого же выстрела прямо в пасть. Ещё она ехала на спине диплодока, и у неё на голове были «бабочкины усики», такие хвостики от пучков, почти как у тебя…

Упоминание об охоте на тиранозавра (разрывная пуля крупного калибра пронзала его нёбо и взрывалась в черепе или шейных позвонках — это Кира тоже наблюдала), о диплодоке с наездницей и «бабочкиных усиках» убедило Киру в том, что Эммочка не несёт отсебятины. Они, почти не общавшиеся между собой раньше, видят в своих снах одинаковые картины… Как такое может быть?

— Нам видится одно и то же? Но почему? Как? — спрашивала Кира.

— Кирка, — сказала Эммочка, — ты что-нибудь вообще знаешь о природе сновидений?

— Ну…

— Я тоже не знаю, — сказала девушка, — даже Бехтеревы — и те не могли толком ничего сказать. Версий много. Говорят, люди общаются между собой в своих снах, вроде телепатии, или что душа выходит из тела и путешествует по иным мирам. Всё это одинаково недоказуемо, так что…

— То есть, ты думаешь, что эти картины из снов, с двумя Солнцами, с газовым гигантом и прочим — где-то существуют на самом деле?

— Ты знаешь… всё, что мы видим — существует, ибо при всём желании мы не сможем выдумать что-то такое, чего в действительности нет и не может быть вообще.

— Ну знаешь! — воскликнула Кира, — если я навоображаю себе какое-нибудь чёрт-те-что с бантиком сбоку, то оно, по-твоему, существует?

— Если оно дало сигнал на твои зрительные элементы и нервные окончания — то оно существует. Может, это «чёрт-те-что с бантиком» не совсем твоё, но всё же…

— Ой, Эмка, я прямо с ума скоро сойду, — простонала Кира, — я просто кретинка какая-то и ничегошеньки не понимаю…