Папуля

Лишь спустя миг он понял: здесь, в кухне, витает дух прежних дней. Тех времен, когда женщины многозначительно заглядывали ему в глаза, рассказывали свои истории, мимолетом касаясь его руки, и об этой стороне его жизни теперь почему-то умалчивают – сколько женщин добивались его, звонили ему. Даже Элинор раздобыла его электронный адрес у подруги и написала ему, спросив о фильме, который он представлял на закрытом показе.

– Очень больно? – Карен подняла руку, будто хотела погладить его по щеке.

Бен был на взводе, не только из-за линзы – того и гляди раскрошится, повредит зрительный нерв, – но и оттого, что Карен наклонялась к нему все ближе. Он уже забыл, что полагается делать дальше – податься навстречу, поймать ее взгляд? – да и глаз разболелся всерьез, и откуда-то взялся страх: вдруг Элинор узнает, что Карен здесь, в номере? Теперь-то уж все равно, Элинор до него дела нет. Она, наверное, сейчас с матерью в Ки-Уэст. С чего вдруг? Она же всегда боялась океана. В свадебном путешествии она целыми днями лежала на полотенце, читая дневники Джона Чивера, и так обгорела на солнце, что не могла спать по ночам, а прикосновения причиняли ей боль.

Бен встал.

– Думаю, обойдется, – сказал он. – Уверен.

– Но вам же больно. – Карен выпрямилась. Прищуренным глазом он разглядел, что под кофточкой на ней нет бюстгальтера. И все-таки она красотка, отметил он про себя, но мысль эта была мимолетной, ленивой – как пришла, так и ушла. Ведь так и положено, да? Чтобы его посещали вот такие спокойные, безобидные мысли о женщинах – и воплощать их в жизнь вовсе не обязательно? Не так уж это и плохо.

– Простите, что вас побеспокоил.

– А теперь вам надо поспать, – ответила Карен.

И, склонившись над раковиной, очень долго полоскала пустую бутылку, потом выбросила в ведро. Надо закругляться, обоим спать пора. Но Бен не двинулся с места. Карен могла бы поговорить с Артуром, замолвить за него словечко. Неплохая мысль; почему бы и нет? Пусть Карен расхвалит Бена. Скажет Артуру, что Бену стоило бы поручить переписать книгу, и не придется тогда спешить с возвращением в Нью-Йорк.

– Хотите выпить – вина или еще чего-нибудь? – Бен откашлялся. – Мне совестно, из-за пустяка вас с места сорвал.

Карен задумалась, во взгляде читался непонятный вопрос.

– Почему нет? – Она плеснула из откупоренной бутылки себе, потом Бену и убрала ее в холодильник. Бен сел, зажмурился. Надо сосредоточиться на главном.

– Мне очень нравится работать с Артуром, – приступил он к делу.

– Он и правда прекрасный начальник, – долетел сквозь гулкую тьму голос Карен, – Артур.

– Хм. Книгой он, как вижу, не очень доволен. Я имею в виду – сейчас. Нынешним черновиком.

Скрипнул стул – Карен тоже села.

– Я с ним не сплю. – Она засмеялась. – Говорю на всякий случай, если вас это беспокоит.

Она неверно истолковала его тон. Неужели он разучился направлять беседу, наблюдая будто со стороны за ее ходом?

– Нет, конечно, – отозвался Бен. Он об этом даже не задумывался, честное слово. – Слишком вы хороши для Артура. – Он улыбнулся своей прежней улыбкой, а когда приоткрыл один глаз посмотреть, подействовало ли, Карен была совсем близко.

– Спасибо на добром слове. – Она опять рассмеялась.

Кто из них первым подался навстречу другому?

Раньше он в таких делах был хозяином положения – казалось, он умел замедлять время, смакуя каждое движение, каждый вздох. Так в фильме шпион на людном перроне подмечает любую мелочь: вот тикают часы, вот женщина с коляской, на четвертый путь прибывает поезд, другой отправляется с пятого; все взвесит, просчитает и спустя какую-нибудь долю секунды выстрелит злодею в голову. Но что-то разладилось. Бен растерялся, утратил навыки, не чувствовал границ между собой и другим человеком. Все заволок мрак, мысли его были смутны, мысли Карен непостижимы. Они целовались. Он отвечал на поцелуи Карен – или это она отвечала на его поцелуи? От мысли, до чего мало он понимает, голова шла кругом.

Он отстранился:

– Прошу прощения.

Карен опешила. Надо было подождать, не заводить разговор об Артуре, о работе – когда он, извинившись, все-таки ляпнул, Карен помрачнела. Он не сразу понял, в чем дело. Она была оскорблена, Бен не ожидал, что она так разозлится. Он невольно поднял руку, прикрыл правый глаз, будто хотел напомнить, что ему и в самом деле больно, что его надо пожалеть, но Карен отвела взгляд, выпрямилась.

Она смотрела на него… с ненавистью? С жалостью?

– Да неужели? – переспросила она.

Бен понял, что она требует ответа, ждет, что он скажет, но слова не шли с языка. В номере повисла грусть. Нет, не найдется у Артура для него работы. И Элинор не вернется. Карен бросилась в темноту, хлопнув дверью.

Глаз болел, но терпеть было можно. В глазнице что-то пульсировало.