Папуля

– Ничего не хочешь сказать?

Роуэн смотрел куда-то в сторону, сложенные на груди руки вылезали из рукавов куртки.

– Да пустяки, ничего особенного не случилось, – ухмыльнулся он.

Это оттого, что ему стыдно, постарался уверить себя Ричард, и ему самому стало неловко, губы растянулись в вымученной улыбке. Роуэн решил, будто отец с ним заодно, и расслабился. Выудил пачку сигарет, закурил с манерностью подростка.

– А ну прекрати, – одернул его Ричард. – У вас ведь запрещено?

Рука Роуэна зависла в воздухе, от сигареты поднимался терпкий дымок.

– Фриш на это плевать хотел, да и сигареты – еще не самое страшное. – Он затянулся. – Не так уж это и вредно.

У Ричарда невольно сжались кулаки. Ну а что он мог сделать – вырвать сигарету? Голова разболелась не на шутку. Действие таблетки почти выветрилось, каждая минута тянулась мучительно, дробилась на секунды. Так и подмывало достать телефон. Роуэн курил, полупрозрачные струйки дыма таяли в воздухе. Девушка топталась на месте, ноги в дутых сапожках казались тонкими, как прутики; так бы их и оторвал, подумал Ричард. Он кашлянул.

– Где кабинет директора?

* * *

Пол Фриш учился в этой же школе в те еще времена, когда она была мужской. Время сгладило воспоминания, оставив только хорошие: четыре счастливых года, верные друзья, добрые наставники, безобидные шалости. Ну и пусть его недолюбливали, иногда жестоко дразнили, а однажды так сильно ударили под дых, что его стошнило прямо в снег, идеально ровным кружком. И окунули лицом в теплую рвоту. Впрочем, это легко забылось, да и много случилось хорошего после школы: именная стипендия, колледж, умненькая девушка с длинной косой, ставшая ему женой. В школу он вернулся учителем, а спустя годы стал директором. В кабинете у него дубовая мебель, сводчатые окна. Жизнь складывается хорошо, а будет еще лучше, и лишь изредка, во время встреч вроде этой, к горлу подступает кислый ком, рвутся на свет давно забытые чувства.

Пострадавший – пухлый мальчик, и нездоровая полнота его не от обжорства, а от психотропных. Волосы свалялись, как трава на лежке оленя. Ничего отталкивающего в нем нет, просто еще незрелый, весь как на ладони. Утром Фриш встречался с его родителями. Мать выглядит старше своих лет – красные пятна на шее, затравленный взгляд. Муж во время разговора устало обнимал ее за плечи.

Интеллигентные люди, ни к чему подобному не готовые.

А теперь здесь отец Роуэна Хэгуда, в дорогом шерстяном пальто, пахнущем морозной свежестью, держит на коленях телефон и украдкой косится на экран, как будто Фриш ничего не замечает. Фриш поерзал в кресле, кожаная обивка двусмысленно скрипнула, и он смутился, как в школьные годы. Отец Роуэна излучал сердечность, был готов помочь, вместе искать выход. Густая шевелюра, властное обаяние человека, привыкшего добиваться своего. И сдержанная, любезная улыбка как намек на некие общие интересы.

Остаться в школе Роуэн не сможет, вопреки надеждам отца. Даже самые упорные родители с самыми упорными адвокатами не помогли бы ему остаться. Фриш рассказал, как все было. Слушая его, отец Роуэна все больше мрачнел, нервно перекладывал из руки в руку телефон. Фриш изложил всю цепочку событий, насколько ее удалось воссоздать, передал суть медицинского заключения.

Жизнь Роуэна не поломана. Его и остальных зачинщиков не исключают, их просто попросят уйти. Роуэн сможет перевестись в другую школу, доучиться до конца семестра. В колледжи сообщать не станут, никаких официальных записей об этом случае не сохранится. Для Роуэна это наилучший исход, уверял Фриш, мистер Хэгуд должен быть благодарен, что за будущее сына можно не опасаться. Фриш был уверен: скоро в душе Роуэна не останется никаких следов, рана зарубцуется. У таких, как Роуэн и его отец, защитные механизмы работают без сбоев.

Чуть раньше, когда родители пострадавшего выходили из кабинета, мать задержалась, посмотрела на Фриша. «Он ведь оправится, да?» – спросила она, и голос ее к концу фразы взлетел вверх.

Фриш заверил родителей, что для их сына все обойдется без последствий. Им необходимо было это услышать. Все будет хорошо. Ну а как он мог сказать им правду – признаться, что говорил с мальчиком спустя несколько часов после всего, смотрел в его пустые, дикие глаза и не мог предсказать, что с ним будет, как ему это аукнется?

* * *

Ричард спустился по темной узкой лестнице в зал единственного в городе приличного ресторана. Белоснежные скатерти, накрахмаленные кружевные занавески: в этих краях чопорность – признак хорошего тона. Роуэн и Ливия шли сзади на почтительном, но тревожащем расстоянии, как ходят телохранители и подростки. Они шептались, девушка хрипло смеялась. Ричард назначил им встречу в гостинице, они опоздали на полчаса, но ресторан был почти пустой, Ричард мог бы и не заказывать столик по старой городской привычке.