Папуля

Джонатан взял у нее долларовую бумажку, свернул потуже. В студенческие годы он чересчур увлекался кокаином. О том, сколько он мог принять за ночь, в колледже ходили легенды. Ну а чем еще заниматься в лесах Нью-Гемпшира, среди друзей детства, бывших одноклассников – неизменных спутников всей его жизни? Если не считать развода, тот год в колледже был единственным, когда он всерьез оступался, даже рисковал собой. И все же чуть досадно, до чего легко он отделался. Пропустил семестр, уехал подальше, завязал с наркотой – и все. Диплом он получил вовремя, окунулся в серые взрослые будни. Считай, ничего и не было.

И опять та же песня.

– А у Мэкки – нож, и только, да и тот укрыт от глаз…[10] Мне нравится.

Джулия снова легла, он коснулся ее бедра, погладил сквозь белье лобок. Джулия не отозвалась на ласку.

– Что за футболка у тебя? – С черно-белым рисунком: солнце, игральные кости, зернистая фотография – новый для нее стиль.

– Нравится?

– Еще бы!

Джулия вытянула руки, оглядела себя.

– Правда нравится?

– Что нравится?

– Футболка.

Джонатан скосил глаза.

– Да.

– Надо мне снять линзы.

Они вместе, моргая, уставились на вентилятор под потолком.

– Может, сменим музыку? – спросил Джонатан.

Джулия отключила звук.

– Ладно. – И принялась лениво водить пальцем по панели. – Нюхнешь? Не пожалеешь!

Вот стыдоба – старик, а туда же, наркотой балуется!

– Ладно.

Дочь ему забирать только в пятницу. Срочных дел никаких, лишь написать заметки к сериалу, к которому он давно охладел и который вряд ли выйдет. В определенном возрасте уже не надеешься увидеть свои фильмы на экране, а только ждешь, когда тебе выплатят неустойку.

– Что-нибудь хочешь? Пойду принесу нам водички.

Джулия не ответила.

* * *

Кухня у нее была малюсенькая. Одно слово, закуток. Из приоткрытого холодильника лился прохладный свет. Джонатан захлопнул дверцу. Джулия приготовила новый пакет для мусора, но в ведро не вставила, а только набросила сверху на крышку. Утром он все приведет в порядок – и мусор вынесет, и лампочку в коридор купит. Он выпил стакан воды, глядя в окно на соседние дворы, на город за кирпичными особняками. До чего же красиво: свет далеких небоскребов, а здесь, рядом, – небольшие домики, такие уютные, живые. Он сполоснул стакан, поставил на сушилку.

Вернувшись в спальню, он застал Джулию в слезах.

– Вот ведь ужас, – сказала она, шмыгая носом, – мне и плакать-то на самом деле не хочется. – И посмотрела на него испуганными глазами. Джонатан погладил ее по голове, забрал весы, поставил на тумбочку. Слезы катились по щекам Джулии, затекали в волосы. – Ничего, – сказала она.

Ему стало вдруг больно на нее смотреть. Это же видно невооруженным глазом, она так старается. И до сих пор не знает, будет ли их любовь счастливой. Он вспомнил, как приходил к ней, еще на старую квартиру. В то время он часто приносил подарки в надежде ее порадовать: мятные пастилки в жестянках, книги, шерстяной жакет цвета грейпфрута. Кровать была у нее на антресоли, под самым потолком. Было лето, в углах шмыгали чешуйницы. Он заказал для Джулии по интернету репеллент, а ближе к июлю купил ей оконный кондиционер, но устанавливать пришлось без него. Они любили друг друга в кровати, куда надо забираться по лесенке – по-студенчески. Джулия принимала тогда снотворное и рассказывала ему по телефону про свои странные видения – однажды ей привиделось, будто у подножия лесенки стоит человек в черном плаще и приказывает ей свалиться с кровати. «Вполне логично, ведь я страсть как боялась случайно выпасть, – говорила Джулия. – Так боялась, что думала: скорей бы уж свалиться, и конец всем страхам». То время он вспоминал с нежностью, несмотря на то, что Джулия в ссорах без конца припоминала ему эти дни. Плакала навзрыд, задыхалась – ты меня бросил, бросил!

* * *

– Может быть, летом рванем к океану, – сказал он. – Тебе же в тот раз понравилось.

Джулия тихонько вздыхала, на щеках у нее блестели слезы, но плакать она уже перестала. Включила классическую музыку – Джонатан не ожидал, что у нее в ноутбуке есть что-то из классики.

– Помнишь? – продолжал он. – Поиграем в утопленников.

– В утопленников, – повторила Джулия.

– Здорово будет. Научу тебя плавать в океане. – Джонатан говорил – и сам верил. Вообще-то пловец из него был так себе.

Джулия открыла глаза, но ничего не говорила, просто следила за ним взглядом. Джонатан склонился над весами, втянул дорожку. Таблетку Джулия растерла крупновато. Может быть, зря он пробует. Джонатан нагнулся пониже, вдохнул остатки.

– Утром выветрится без следа, – заверила Джулия.

Своего они добились.

– Он ведь совсем без примесей, – объясняла Джулия, – один из тридцати самых чистых в мире наркотиков.

И засмеялась, прикрыв глаза.

– Что-то я заговариваюсь!

Прием-прием!

Горы, горы, горы.

Горы, куда ни глянь. Горы, пегие от осыпей и чапарраля, горы, чьи лики будто крошатся. Когда солнце пряталось и от них оставались лишь контуры, горная цепь напоминала гигантскую волну – того и гляди обрушится на берег и все сметет.

* * *