Папуля

В квартире был полумрак, включены только торшер да дешевый ночник на тумбочке у кровати. Всюду хлам – аптечные пакеты, половина нетронутые; посылки из «Амазона»; чахлые комнатные цветы. Импресарио присылал Джулии орхидеи – нашел что дарить человеку в депрессии, который и о себе-то заботится с трудом. И сценарии она теперь не читает, пылятся в подъезде рядом с коробками. Часть пакетов набиты пластиковыми бутылками от воды, надо бы их отнести вниз, в мусорный ящик. Купила бы лучше фильтр для воды и не мучилась. Джонатан уже зарекся ей помогать – не хочет человек облегчать себе жизнь, ну и что тут поделаешь?

* * *

Всякий раз, когда Джулия пробовалась на роль, она просыпалась ни свет ни заря и каменела, ни слова не могла выговорить. Джонатан, открыв глаза, видел рядом ее голую спину и клал на нее руку, гладил. Лишь спустя месяцы до него дошло: это были приступы паники. Но к тому времени, как он понял, они стали редкостью. Джулия принимала стабилизаторы настроения, а две недели назад бросила. Стало ли ей лучше? Трудно сказать. Джонатан понимал: его тревога за Джулию передается ей. У него есть телефон ее сестры, на случай, если вдруг станет хуже. Пока что все неплохо, жизнь налаживается. Джонатан по-прежнему выходит из комнаты, если надо позвонить дочери. Бывает, Джулия смотрит у него на планшете сериал – и тут видеозвонок, с экрана улыбается фото его бывшей жены. И Джулия невольно выпускает из рук планшет, как будто ее могут увидеть. Наверное, они привыкли к тайнам, все трое, – привыкли, что помимо их настоящей жизни есть еще одна, секретная. А теперь она и есть настоящая, приходится себе напоминать.

– Идем в кровать, – позвала Джулия. – Мне надо прилечь. – И залезла под пуховое одеяло. Ее ноутбук был приоткрыт, из миниатюрных колонок неслась бодрая песня. Под потолком жужжал вентилятор. – Слушаешь? – спросила Джулия. – Хороша песня! – Говорила она нежным голосом, чуть невнятно. – Просто чудо!

Это была кавер-версия – пожилого певца он не узнал, зато песня была знакомая.

– Знаешь, что здесь поется, вообще-то, про убийцу? – спросил Джонатан.

– Что?

– Да-да. Слова, если вслушаться, жутковатые.

– Зато мелодия красивая. – Джулия открыла глаза. – Вот тут он рычит – так здорово!

Джонатан разулся, снял брюки. Это была концертная запись, заканчивалась она аплодисментами. А потом началась сначала.

– Вижу, ты на повтор поставила.

Джулия не ответила.

Они лежали рядом, ладони у Джулии взмокли, ноги были холодные. Когда они познакомились, она не успела еще сыграть ни одной настоящей роли. С тех пор прошло несколько лет, теперь у нее свой агент, свой импресарио – впрочем, работы у них сейчас негусто.

Джулия указала на тумбочку у кровати. Там, рядом с лекарствами, витамином А и оберткой от белкового батончика, Джонатан увидел черные аптекарские весы и прозрачный пакетик «Адидас».

– Красота, – сказал он.

Джулия улыбнулась с закрытыми глазами.

– Шикарно, – отозвалась она слабым голосом. – Кито не захотел. Попробуй-ка.

Джонатана одолела пьяная лень – лежать бы просто с ней рядом, и больше ничего. Никаких забот. Все хорошо. Иногда она кажется совсем молоденькой, как сегодня. Кожа у нее стала лучше после курса антибиотиков, к ее радости. Губы обветренные. Любимая.

– Его вдыхают? – спросил Джонатан.

Джулия пожала плечами.

– Мне понравилось. Так необычно. – Она все хлопала глазами, будто ее только что разбудили.

Джонатан проверил телефон, встал с постели, поставил его на зарядку. Снял рубашку, вернулся в постель. И начал поглаживать бедро Джулии, а Джулия в полумраке разглядывала его ладонь.

– Ноги у меня как спаржа. – Она рассмеялась.

– Да неужели!

– Ага.

Джулия вытянула одну ногу, другую, глянула на него прищурившись.

– Видела тебя в клипе, – сказала она. – Ты сам-то видел? Ты там на заднем плане, в дыму, рядом с этими… как их… лестницами? Лесами. – Она с усилием приподнялась. – Ну, – сказала она, – давай же, попробуй.

Она водрузила электронные весы на книгу и, щурясь, посмотрела на кнопки.

– Я тоже еще нюхну, – сказала она, – совсем капельку.

И высыпала на весы щепотку белого порошка. Цифры заморгали, сменились.

– Да у тебя все серьезно! – заметил Джонатан. – И сколько надо принять?

– Вообще-то, – ответила Джулия, – не знаю, весы сломаны. Но на меня подействовало, кайф есть.

Она вдохнула полдорожки через небрежно свернутую долларовую бумажку.

– Брр! – поморщился Джонатан.

– Я и тебе сделаю. Ничего с тобой не будет, не умрешь.

В голосе ее просквозило безумие – или ему послышалось?