Папуля

Джонатан вышел на углу, чтобы таксисту не кружить зря. На звонок Джулия не ответила. Он двинулся в сторону ее дома, позвонил опять. В этом районе все ему казалось новым – за те полгода, что они прожили в разлуке, он успел отвыкнуть. У нее за это время случился роман с партнером по фильму, ее ровесником. Джонатан ей написал, когда услышал, что съемки неожиданно заморозили, но Джулия не ответила. И лишь потом он узнал, что она в то время жила с этим типом. Они никогда это не обсуждали. Джонатан тоже встречался тогда с женщиной за сорок – администратором детской театральной студии, матерью двоих детей. Изабель – добрая душа, интересная собеседница, во всем шла ему навстречу. Темные волосы, стрижка каре, тихий приятный голос. Они обменивались фотографиями детей. Сообщения она писала полными предложениями, внимательно следя за орфографией. Когда они впервые поцеловались, она радостно улыбнулась. Джонатан чувствовал, что она внутренне противится близости, предвидит, что потом ей будет больно, и все же находит в себе силы идти на сближение. Они заказывали тайскую еду, смотрели современное кино, ходили на собачью площадку с ее австралийской овчаркой. Казалось, Изабель ему под стать, как ни посмотри. Даже расстались они легко – она все обставила так, будто делает ему честь. Почему он не рассказал Джулии про Изабель? Он, бывало, врал Марен по мелочам, когда еще был женат, – что ел на обед, во сколько пошел спать. Бессмысленная, невинная ложь, примирявшая его с изменчивостью мира.

Лучше им с Джулией сосредоточиться на главном. Они снова вместе. Джонатан официально разведен. Теперь уже не надо бороться с обстоятельствами, нет больше ощущения обмана или надвигающейся беды. Джулия добилась того, чего хотела – или внушила себе, что хочет. Тяжело устоять перед готовыми схемами, шаблонами – она хочет увести его от жены, он сопротивляется и так далее, каждый следует сценарию. Бывало, во время телефонных разговоров он знал наперед, что она скажет, будто невидимый суфлер нашептывал ей реплики: «Ты же говорил, что меня любишь. Ты мне обещал».

Джулия томилась тоской. Джулия нарывалась на скандалы, или это он нарывался, трудно сказать. В последнее время после ссор он завел привычку лежать в темноте с телефоном и листать переписку с Изабель – он подумывал ей написать, спросить, как дела. Но так и не собрался. Это внесло бы в его жизнь разлад, как в прежние времена, – только что жизнь была цельной, понятной и вдруг сделалась чуждой, непредсказуемой – вроде бы та же, но, по сути, другая. Останется ли корабль тем же самым, если заменить все его части? Он пытался однажды растолковать Джулии этот бред, про корабль Тесея. Джулия слушала вполуха. Да и не все ли равно, когда старый корабль превращается в новый? Может быть, главное в том, что на самом деле ничего изменить нельзя, как из корабля не построишь, к примеру, дом? Даже если все старые гнилые доски заменишь и веришь при этом, что выйдет что-то новое, веришь всей душой, что получится дом, – даже тогда, после всех трудов, останешься при своем корабле. Он и сам изменился, и в жизни своей многое изменил. И теперь, когда все улеглось, досадно было бы, оглянувшись кругом, увидеть, как жизнь возвращается в прежнюю колею.

Иногда он скучал по антидепрессантам.

Он опять позвонил Джулии, на этот раз она ответила.

– Привет!

Голос ее казался чужим.

– Все в порядке?

– Я под кайфом, – хихикнула она. – Скучаю без тебя.

– Я в соседнем дворе.

* * *

С улицы он увидел в ее окне свет. Домофон был сломан, и он опять ей написал. Ждать пришлось довольно долго, и вот на лестничной площадке мелькнула тень. Он смотрел в окошко на входной двери, как Джулия спускается по лестнице. Она хваталась за перила, а глаза были большие, темные. Не глядя на него, она открыла внутреннюю дверь, потянулась к засову. И глянула испуганно из темноты, рука зависла над замком. Но когда наконец она открыла дверь, то улыбнулась ему широко, светло, поманила в подъезд. Она была в футболке с длинными рукавами и в полосатых трусах.

– Привет! – Она улыбалась, щурилась.

Джонатан хохотнул.

– Так ты и правда под кайфом?

– Пойдем наверх.

Когда до ее квартиры оставался всего пролет, она медленно осела на колени. И заулыбалась.

– Сейчас встану, – сказала она. Джонатан поставил ее на ноги.

– Боже ты мой, – простонал он – но, как ни крути, все-таки смешно. С ней ведь ничего не случится. Джонатан уже представлял, как завтра расскажет про это Хартвеллу.

Лампочка у нее на площадке перегорела; в полумраке он смутно различал груды картонных коробок, перевязанных бечевкой, пустые ящики, велосипед со сдутыми шинами, вешалку с зимними пальто Джулии.

– Бардак, – сказала она и открыла дверь.