Их жизнь Роберт воспринимал с веселым ужасом – раньше ему приходилось работать в государственных лечебницах, и такое богатство, как у них, казалось ему шуткой мироздания. Он пытался втянуть одного из здешних дельцов в серьезный спор о технологиях добычи нефти, объяснял, чем грозит, если в президенты выберут Блумберга. Тора слышала голос с другой стороны бассейна: «Знаю, какой у вас опыт, но вы хоть раз задумывались о том, что…»[12]
Роберт держался рядом с Джи, нашептывал ему что-то на ухо так, чтобы никто не разобрал, но Тора с Элли силились понять, мысленно заполняли пропуски, представляли, как все грехи Джи складываются в историю, в повесть о борьбе добра со злом.
Днем, когда разрешалось говорить по телефону, Тора позвонила Джеймсу. В главном корпусе все телефоны были заняты, и Тора звонила из кабинета Роберта в саманном домике с бетонным основанием. На крыльце стояли кадки, в них Роберт выращивал сизую листовую капусту; на карнизе болталась «музыка ветра» из раковин морского ушка. Собака Роберта, белая щенная сука, тяжело переваливалась, громыхая цепью, потом улеглась в тени.
Тора прижимала к уху трубку, аж щека взмокла.
– С ним хоть кто-то вообще разговаривает? – спрашивал Джеймс. – Чудовище, – сказал он тихо, но от Торы не укрылось: Джеймс сам не свой от любопытства. Как и все они. Тора читала обо всех ужасах, что творил Джи: оргии в банях, вагиноимитатор в артистической, пьяные случки с секретаршами в благообразных квартирах. С его приездом здешние обитатели чуть оживились. Не считая его, всех хоть сколько-нибудь взбудоражил только бейсболист, который дрочил во время дневного киносеанса, когда смотрели «Гадкий я 3», но куда ему до Джи? Тора и Элли следили, чем Джи занимается, изучали его привычки, старались ему улыбнуться при случае, сесть поближе за обедом. Джи пьет по утрам капустный или огуречный сок. У Джи в городе личный тренер по пилатесу. Джи после анализов на пищевую аллергию перестал есть перцы и помидоры. Джи, казалось Торе, похудел на один размер.
– Он сторонится людей, – рассказывала Тора. – Здесь каждый занят только собой.
Джеймс молчал. Наверное, тоже думал о Джи.
– Ну, – сказал он наконец, – горжусь тобой, ей-богу.
Тора принимала фокалин. Точнее, раньше принимала, пока не открылось, что она его нюхает с планшета Джеймса, куда он загружал подкасты о политических преступлениях и интервью с юными предпринимателями. Тора начала однажды слушать один из его любимых подкастов – о том, почему жизнь стала такой скучной, словно превратилась в бесконечный семинар по социологии: мы искусственно вызываем в себе интерес к устройству корпораций, заставляем себя зубрить исторические даты, будто готовимся к несуществующему экзамену.
Все, кого ни возьми, вдруг помешались на учебе.
Групповая терапия была отдельно для мужчин и женщин, и то, что происходило на занятиях, разглашать было нельзя, еще одно «правило», что обернулось пустой формальностью – все новости мужской группы Торе с Элли пересказывал Рассел за кружкой слабенького ромашкового чая на южной веранде.
– Он почти каждый раз слезу пускает, – говорил Рассел. С Элли они были знакомы уже год, с прошлой программы.
– Быть не может! – изумилась Тора.
– Правда. Ничего особенного он не рассказывает, просто говорит, что сюда он приехал учиться, а сам чуть не плачет.
Элли оперлась на локти.
– Наверное, крокодиловы слезы.
– Роберт его даже не расспрашивает. А это, вообще-то, не совсем честно.
Но Джи не было нужды вдаваться в подробности, его подвиги все и так знали наперечет. Когда Элли спала, Тора иногда ласкала себя, вообразив, будто Джи навалился на нее сзади, а его брюхо, натренированное годами публичного обжорства, смачно шлепает по ее спине. Это помогало, только если внушить себе, будто Джи и вправду от нее что-то нужно.
– А где-нибудь, кроме группы, ты с ним говорил?
– Не-а, – мотнул головой Рассел. – Но знаете что? – Он почти ликовал. – У меня цистит! – Пипиииська, – так он и произносил, нараспев, – болит.
– Не верю, – фыркнула Элли. – У парней цистита не бывает.
– Нет, точно, – уверял Рассел. – Врачи и сами удивились. – Рассел с гордостью настаивал: его сразила редкая хворь. Пиписька у него уникальная, другой такой на свете не сыщешь. И про цистит он не врал. Тора о таком впервые слышала, но та весна щедра была на редкие события.
На следующий вечер Элли опять читала книгу о кукольнике, иногда от избытка чувств прижимая руку к сердцу. Рассел привез Торе из города журнал, но Тора такой уже видела. «Звезды» с целлюлитными ляжками. Еще одна «звезда» записывает в дневник все, что съела за день. Как и положено «звездам», в три часа дня она перекусывает горсточкой миндаля. Или салатом из болгарского перца с хумусом. Подобный образ жизни требует качеств, которых Тора лишена. Чтобы так жить, надо всерьез считать себя важной персоной, верить, что о себе надо заботиться и это принесет плоды.
Тора подняла взгляд от страницы – на подоконнике кто-то шевелился.
– Тьфу ты, – скривилась она, – ну и гадость!