– К тебе никто не приходил? Не угрожали? Субъекты никакие не крутились, в подъезде, во дворе? Один седой как соболь, второй с хвостиком на башке, – Нельсон покачнулся и схватился за стену, сорвав с креплений какие-то чеканки. Явно хозяйские, висевшие в коридоре «для красоты». – Нам надо срочно тебя спрятать.
Лиля недоверчиво нахмурила брови.
– Что ты несешь? Какие субъекты? Нет, точно пил опять! – брезгливая складка исковеркала ей рот. – Зачем пришел?
– Да не пил я. Не пахнет, проверь. Ты только не волнуйся, ко мне пришли люди от Ворошилова. Побили. Картина… Они сказали… – Из горла попер болезненный ком. – Где ванная?
Лиля указала на дверь. Не успев дойти до раковины, Нельсон выхаркал кровавую слизь на кафельный пол. Хотел закрыться, но задвижки не было. Пробормотал:
– Я сейчас уберу…
– Господи! Не надо, пойдем в комнату, пойдем, – потянула. – Тебе нужно сесть. Сюда, – она уложила Нельсона на узенькой одноместной тахте. – Давай куртку сниму. Где болит? Подожди, принесу воды.
Вот где, значит, она обитала все это время. Обитала – громко сказано, конечно. Ее личное обжитое пространство ограничивалось тахтой. Половину комнаты отожрала уродливая югославская стенка, начиненная всяким чуждым Лиле барахлом. Боевики и мелодрамы на видеокассетах, пестрая книжная серия «Библиотека советской фантастики», кипы завернувшихся по краям журналов с выкройками. За раздвижным стеклом – благообразный графин, окруженный хороводом игривых рюмочек. Еще пару квадратных метров занимал задастый телевизор-видеодвойка со встроенным проигрывателем. Даже письменного стола не было, Лилины учебники ровными равновеликими стопками громоздились на подоконнике. Где она занималась, пока училась, на кухне, что ли? Нельсон через силу повернулся и увидел, что обои в невнятный цветочек над изголовьем сплошь завешаны карандашными и масляными зарисовками: тот самый оркестрик на сцене, пышная сдоба, куриные окорочка. И, рядышком, клейкий стикер – броский, посторонний, в сравнении с эскизами инородно канцелярский. Кривенькая надпись, словно вывел ребенок: «Тебя у тебя не отнимет никто».
– Так что с картиной? – Лиля вернулась в комнату со стаканом подрагивающей воды и села на тахту. – Ты начал рассказывать, перед тем как… ну…
– Да хрен с ней, с картиной, ты слышишь, нам надо тебя куда-то перевезти! – Нельсон неуклюже дернулся, чуть не сверзившись с тахты, и поставил стакан на пол. – Они знают этот адрес. Может, к родителям вернешься во Всеволожск?
– Ни за что! – в ее упрямом голосе прорезалось отчаянье. – Да объясни ты по-человечески, в чем дело?!
– Картина – подделка. Так они, по крайней мере, утверждают. И требуют с меня либо деньги, либо оригинал, – Нельсон поморщился. – Я в толк не возьму, как это могло произойти? Во-первых, как фальшивка могла оказаться в особняке? Во-вторых, даже если там действительно была подделка, я не верю, что Савва бы ее не распознал. К нему тоже, видать, приходили. Он исчез. Поэтому и говорю, тебе надо отсюда уехать. И не к родителям, тот адрес вычислят на раз.
Лиля вдруг спрятала лицо в ладонях.
– Прости, – выдохнула, – это я виновата…
– Ты чего, да ну брось, – Нельсон приподнялся, силясь не обращать внимания на глухую, нестерпимую боль в животе. Попытался обнять, но сумел лишь приложиться щекой к выпирающей лопатке. – Думаешь, из-за реставрации? Слишком сильное поновление?
– Да нет же. Копию написала я. Сначала чисто ученические наброски, вот такие, – Лиля оторвала руки от покрасневшего лица и вскинула на стену глаза, полные слез. – Нас ведь учили в академии, даже курс отдельный был по копированию старых мастеров. Чтобы лучше прочувствовать их манеру… – шмыгнула, из носа у нее текло. – А Савелий Петрович как-то заметил, похвалил, и… попросил подготовить дубликат. На продажу.
Чепуха какая. Нельсону померещилось, что он по-прежнему в бессознанке валяется под деревьями. Небось побили по голове, вот и галлюцинирует.
– Но зачем? – прошептал. – Как?
Лиля тоненько икнула и разрыдалась:
– Он поклялся, что через несколько лет пе-передаст… оригинал государству. Чтобы холст… в итоге попал… в му-музей… как я хотела. Ты не думай… У меня были мысли признаться тебе, но я обнаружила вазы…
У Нельсона защемило слева в груди.
– И решила, не мудрствуя лукаво, со мной порвать. Нашла достойный повод… Значит, все это организовал Савва. Постой, то есть ты знала, что он хочет меня подставить?! Я же выступал на сделке продавцом! Забирал у тебя ящик с картиной в день продажи!