Декоративные кипарисы и туи во дворе стояли нахохленные, не доверяли слабосильному мартовскому солнцу. Нет, врет, что нет способностей, таланта у него выше крыши. Пластичен, как дьявол, для какой-нибудь студии современного танца сгодился бы точно. Наверняка обстоятельства. Да, наверняка. Вынужден зарабатывать. А ведь какой одаренный.
– Вы к Игорю Константиновичу! – улыбнулся провожатый, увидав номер квартиры, который набрала на домофоне Лидия Владимировна. – Да я так, помогаю ему с некоторыми поручениями. Ничего особенного.
Провел через мрамором выложенный вестибюль, светлый, богатый, наполированный. Скользкий. Вызвал лифт:
– Вам на пятый, – и чуть поклонился на прощание.
В сверхскоростной кабине, казалось, можно тренировать космонавтов. Перегрузки – аж в мозгах помутилось да заблымкал шахматной клеткой пол на этаже. Дверь в квартиру была приоткрыта. Просторный холл в изумрудных тонах, на потолке в продолжение фольклорных архитектурных мотивов – позолоченная люстра с драконьими головами, двухсотваттный Змей Горыныч.
– Есть кто дома? – Лидия Владимировна покрепче прижала к себе сверток.
– Проходите сюда, в гостиную. Я только на письмо отвечу, – выглянул в прихожую Ворошилов.
Физиономия деревенская, не обманешь костюмом. Помощник-то у него посимпатичней будет. Но тоже вполне ладный, словно сбитый хорошим плотником из карельской сосны. Даже пахнет он деревом, а еще чем-то животным, самцовым, предназначенным, чтобы метить территорию. Тапочек не предложил. Лидия Владимировна растерянно оглянулась, присела с сардинницей на коленях на низкий бархатный пуфик, стащила сапоги, наплакавшие на ослепительный пол непривлекательные лужицы. Ступни на теплых плитах сразу начало припекать. Спохватилась – товар до сих пор в полотенце! – быстренько размотала и сунула вафельную тряпицу с упаковочной пленкой в карман куртки.
Ворошилов с планшетом в руках развалился в каком-то хитросплетенном кресле наподобие вывернутой коряги. Отложил девайс в сторонку, привстал:
– Я весь ваш. Присаживайтесь, – махнул на соседнюю корягу.
Необычное сидение оказалось на удивление удобным. Лидия Владимировна поставила сардинницу на журнальный столик из черного вулканического стекла вроде обсидиана. Пока Ворошилов знакомился с товаром, продолжила изучать обстановку. Каминный портал (недействующий), на полочке – толстые, ни разу не зажженные свечи и громко, беспардонно тикающие часы. В книжном шкафу – неизвестное собрание сочинений в одинаковых сафьяновых переплетах с тиснением. Нассим Талеб? Пардон, не знаю такого автора. А что у нас там за холст небрежно прислонен к стене? Тональностью, удалью, композицией едва ли не Ларионов или даже Прыгин, вон какие затененные углы. Надо было снять куртку, душновато. А что, будто бы и вправду Прыгин, нарочито примитивный, разбитной – пышное застолье, эстрада. И внезапно, дедушкин голос (она знала, что дедушкин, пусть и не слышала его никогда): «Мастер точно передает своими излюбленными потешными людскими фигурами разгульный дух сей грандиозной ресторации». У Лидии Владимировны сбилось дыхание:
– Что за картина у вас? Я взгляну, можно?
Не дожидаясь разрешения, она прянула к холсту. Лессировка, мазок тонкий, стремительный. Прыгинский. Господи.
Ноздри бизнесмена раздулись:
– Не тратьте время. Фальшивка. Обули меня, жулики. Искусствоведа Диденко Савелия Петровича знаете? Светило, специалист по русскому авангарду. Светило-хуило, вы уж извините. Ни в коем случае дел с ним не имейте. И второй при нем, вот уж кто, я думал, нормальный мужик. Из-за него фактически и взял. Такую историю наплел романтическую: особняк какой-то реставрировали, у них там целая артель подпольная, холст нашли, му-хрю. Нарочно не придумаешь. Я и дрогнул. Купился, как лох.
– Подпольные реставраторы? – мертвея, отозвалась Лидия Владимировна.
Ворошилов принялся разъяснять. Истошное тиканье вдруг прекратилось, а сардинница на столе задребезжала, как-то безобразно вспучилась – расширялась, расширялась без меры – и взорвалась вместе с брызнувшим в разные стороны ужасным содержимым. Разнесла с бурным грохотом столик на обсидиановые части, прежде чем превратить череп Лидии Владимировны в омерзительное кровавое месиво.
«…да, у меня тут дама престарелая… ну… семьдесят где-то. Без сознания. Стояла-стояла, потом глаза выпучила и хлопнулась. Может, криз гипертонический? Приезжайте…» – распоряжался Ворошилов издалека.
Голова цела. Лидия Владимировна – на полу. Неподалеку под журнальным столиком валялась сардинница. Неповрежденная, только крышка отлетела. Престарелая дама, как же.
– Не надо скорую, – захрипела она, уцепившись за витой подлокотник кресла.
Ворошилов гавкнул что-то в трубку и ринулся на подмогу:
– Вы уверены?
– Более чем, – заверила Лидия Владимировна, оправляя шерстяную юбку. Подняла шкатулку с пола. – Сардинница устраивает? Переведите тогда на карту, номер у вас есть. Мне нужно срочно позвонить.