Парадокс Тесея

Ночь прошла тяжело. Нельсон отключился, как был – чумазый, в мокрой одежде – а Лиля лежала, прижатая к стенке. Грызла себя, ела поедом. Слушала, как он постанывает во сне, беззвучно обливалась слезами. Потом все-таки задремала, но спала прерывисто, неглубоко, словно брела по безграничному каменистому мелководью. Когда продрала отечные веки, Нельсон, не мигая, глядел в потолок. Не повернулся привычно к ней, не прижался губами к уху, к щеке, пока она прятала в подушку по-утреннему прогорклый рот.

Съел, кривясь от боли, сваренное всмятку яйцо. Заставил собрать чемодан. Лиля подчинилась, хотя куда ей переезжать? Да и смысл? С рассветом опасность несколько померкла. Ночью ведь все кажется страшнее. Лиле даже, признаться, подумалось, не преувеличил ли Нельсон масштаб бедствия. Да, потрепали, припугнули. После завтрака она еле-еле затащила его в травму; тамошний врач (забавный, кстати, такой улыбчивый бармалей, сам вылитый костолом) осмотрел – ничего серьезного, ни одной трещинки в ребре. Отделался гематомами и вывихом плеча. А стонал ей в упрек, как если бы переломали всего. К тому же, насколько поняла Лиля, люди Ворошилова грозили прийти к ней, если Нельсон не добудет оригинал. Или деньги. То есть неделю точно нечего бояться. Уж за это время Савелий Петрович отыщется. Не Джеймс Бонд же он, право слово.

Что до картины… Видит бог, она хотела как лучше. Горько, что, невзирая на все усилия, подлинник окажется у бизнесмена. Выходит, зря старалась.

Тем не менее Нельсон и после посещения травмы стоял на своем. Твердил, свернувшись калачом на тахте, что Лилю надо спрятать. Поиски пристанища было решено начать с Лидии Владимировны. Та долго не брала трубку, а перезвонив, велела незамедлительно приезжать. «Сейчас же, слышите?» – говорила взволнованно, гортанно. Ну вот, еще и старушку переполошили. Как неудобно, кошмар. Нельсон так ничуточки не считал: мигом сполз с кровати, сграбастал в охапку слабо упиравшуюся Лилю вместе с нехитрыми пожитками, и они поковыляли к метро.

Добрались, волоча спотыкливый чемодан, до Васьки. Лидия Владимировна открыла дверь сама не своя. Почему-то в куртке, из кармана которой, как заячий хвост из норы, торчал серенький тряпичный кончик. Забеспокоилась еще больше, увидев, как трудно Нельсону разуваться. По пути в комнату потеряла скомканное полотенчико, а там… Напустилась вдруг, нет, наехала даже с вопросами, надрывая истонченные стариковские связки: «Откуда у вас поддельный Прыгин? Да вы хоть представляете?..» Будто Вселенная сочла, что мало им было ночных разборок на двоих. Мало оправданий, мало слез.

Ну как Лиля могла догадаться, что владелец картины, промышленник Горхов, – дед Лидии Владимировны? Кто знал, что именно этот холст та безуспешно искала многие годы? Могла и знала, беспощадно пилил ее внутренний голос. Знала и могла. Вспомни свои бдения в архиве, что ты там читала? Да не о рестораторе, а о купце. Правильно, рекламные объявления строительного товарищества и сведения о доходном доме на Большом проспекте. Да-да, об этом самом доме, где ты, тупица, роняешь слезки на льняную, с ручной крестецкой вышивкой скатерть. Было такое? Было. Подумаешь, много других документов. Причина ни разу не уважительная. Поехали дальше. Упоминала как-то Лидия Владимировна, подавая тебе к чаю лимонный ломтик, что рыщет по блошкам в поисках неких картин, принадлежавших деду? Упоминала. А сложить одно к другому? А?

Она не сложила. Не поняла. Отвратительно, но, кажется, собственная досадная несообразительность сейчас расстраивала Лилю больше всего – больше, чем происшествие с Нельсоном, больше, чем вскрывшаяся правда о подделке. Последнее было предметом не стыда даже, а потаенной гордости: копия-то удалась! На глаз не отличишь. И Ворошилов поверил, и Лидия Владимировна сегодня поначалу приняла картину за оригинал. Ну а то, что музейщики обнаружили подлог, неудивительно: у них есть для этого специальные инструменты. Хоть Савелий Петрович и раздобыл где-то подходящую по времени основу для дубликата (вероятно, смыл какое-нибудь безвестное полотно), хоть и пигменты подобрали соответствующие – все равно. Но у Лили и не было цели обманывать музейщиков. Как раз наоборот. Совсем наоборот, понимаете? Лидия Владимировна, уж вы-то должны понять, почему я на это пошла? Чтобы спасти!

Однако пожилой реставраторше, похоже, не было дела до несвязных Лилиных объяснений. Как и до молчаливого покаяния Нельсона, понуро склонившего голову. Сидела напротив них, безучастная, сгорбившаяся, рассеянно теребила странички брошюры, идентичной той, что Лиля откопала в архиве, только с карандашными почеркушками. Молвила бесстрастно, словно судья, выносящая приговор:

– Савелий ее не продаст.

– Боюсь, вы слишком высокого о нем мнения, – возразил Нельсон, мусоля самокрутку. – Все, что я видел за последний год…