Парадокс Тесея

Под взбудораженный многоголосый гул оробевшая девушка, нервно оглядываясь, подсела к недвижимому Николаю Васильевичу. Неуверенно, точно пробовала лапкой воду, пощупала ему запястье и сонную артерию, наклонилась ухом к бескровному лицу.

– Не дышит, – свела брови, что-то неразборчиво добавила, потом вдруг вскрикнула: – Нитроглицерин! Дайте нитроглицерин!

– Какой нитроглицерин, деточка, у него сердце остановилось! Как ты ему дашь? – раскритиковала ее одна из креветочных дамочек. – Откачивать нужно, – повернулась к другой розовой и во всеуслышание объявила: – И они еще нас потом лечить будут!

Заалевшая студентка стащила с пациента растерзанное пальто и неверными движениями скрутила в неряшливый валик (Глеб опять подивился, как можно было довести одежду до столь плачевного состояния), подложила Николаю Васильевичу под длинную шею, запрокинула ему голову. Содрогнувшись, нажала пухлыми пальчиками на подбородок. У лежачего раскрылся слюнявый рот с запавшим языком, обложенным желтым налетом. Девица обреченно заозиралась по сторонам.

– Сначала же сюда давить надо, да?.. – указала на жидкие волосины, выбивавшиеся из выреза майки.

Не получив от пришибленных зрителей ни помощи, ни рекомендаций, набрала воздуха, сложила ладошки в замок, да как налегла Николаю Васильевичу на хрупнувшую грудину – усилия, верно, хватило бы, чтобы раздавить дыню.

– Ребра покойнику сломала, колбаса ты докторская! – запричитала мамаша Лобанова. На шее и щеках стервы играл нездоровый румянец. Из-за ее спины при слове «покойник» тут же высунулись проказливые мордочки. – А ну брысь в комнату! Все! – прикрикнула на мальчишек.

Несчастная студентка отскочила прочь от бездыханного тела и, шандарахнув дверью, скрылась в своей комнате, откуда вскоре послышались сдавленные рыдания. Целую минуту никто ничего не делал и не говорил, но затем, словно по щелчку, коллективный паралич, вызванный чужой смертью, прошел, и все разом принялись толкаться, гомонить, суетиться, утирать слезы, вызывать врачей, переругиваться, спорить, надо ли скорую или сразу полицию. Глеб тоже было заметался в общем исступленном вихре – как, как помочь? – но Лидия Владимировна скомандовала:

– Стоп. Так, Глебчик, бери Лилю, чемодан, и езжайте. И без вас народу полно, врачи сейчас приедут. Митя, а ты пока останься со мной, – адресовалась она к Нельсону, – мы еще помозгуем нашу ситуацию.

– Может, кому-то надо сообщить? Родственникам? На службу? Он работал где-нибудь? – уточнил Глеб на всякий пожарный.

– В Центральном государственном архиве, – хором произнесли Лидия Владимировна с Лилей и удивленно переглянулись. – Нет, Глебчик, ничего не надо, – продолжила старушка. – Вот ведь, пальто порезали, нелюди… загубили… А я, дура, еще подумала утром и не предостерегла… Да я не вам, идите, идите!

Глеб прорвался к выходу с чемоданом, пытаясь в неразберихе ненароком не наступить и не наехать колесиками на бедного Николая Васильевича. Лиля задерживалась. Поразмышляв, Глеб достал телефон. Напечатал одним пальцем: «У нас с Нельсоном дело образовалось, я, может, попрошу тебя помочь Ежи на реабилитации вместо меня. И пригляди, плз, за особняком». Отправил нехотя Кире.

– Бабка-то ваша тоже долго не протянет. Связалась с тобой, сученыш, – услышал мерзопакостный шепоток. – А сосед-то из-за тебя помер. И я в шкафу чуть богу душу не отдала. Да ты террорист. Гнездо анархистское тут свили, понимаешь.

Поднял глаза от экрана. Лобанова. Глаза навыкате, вся трясется. Брошку на халате дергает. Что за пургу несет, чокнутая, с какого перепуга? Молчи, молчи, велел себе Глеб. Не провоцируй.

– Извините, я пройду? – обратилась к ней сзади Лиля.

Лобанова посторонилась и, смерив Глеба напоследок безумным взглядом, возвратилась к соседям.

По дороге к метро Глеб с Лилей не могли найти слов. Да и о чем тут говорить? Ничто так не тяготит, как внезапная кончина, пусть малознакомого человека. Ничто так не напоминает о неизбежности собственной смерти. Лиля с виду была подавлена даже больше Глеба. Вероятно, сказывалось, что она пересекалась с Николаем Васильевичем в архиве. Перебирает в мыслях какие-то мимолетные воспоминания, ничего не значившие тогда, но сейчас вдруг получившие новый трагический смысл. Сам Глеб, исчерпав немногочисленные эпизоды общения с покойным, задумался о том, как подготовить квартиру к гипотетическому вторжению неприятеля. Мало ли. Надо положить в прихожей на тумбочку что-нибудь тяжелое в качестве дубинки, к примеру неподъемную бабушкину сковороду. И галошницу подвинуть так, чтобы в случае чего в секунду перегородить дверь.

– Не бойся, мы дома забаррикадируемся. Ни одна живая душа не войдет и не выйдет, – озвучил свои планы Глеб, когда они зашли в метро.

Он стоял ниже Лили на эскалаторе, придерживая на ступеньке между ними чемодан.

– В смысле не выйдет? – у той вытянулось лицо. – Ты что, считаешь, я у вас безвылазно сидеть буду? У меня вообще-то работа!

Глеб оторопел. Ее мужчину вчера избили, ей угрожали, а Лиля думает про «Студию».

– Какая на фиг работа? А если тебя выследят? Я пообещал Нельсону…