Парадокс Тесея

– Да не выследят, перестань! – с досадой воскликнула Лиля, барабаня по резиновому поручню. – Нельсон перестраховывается, он же говорил. Ему дали некоторое время, чтобы все уладить. Повторяю, я не собираюсь из-за этого прогуливать.

В полнейшем отрицалове. Будто они с Нельсоном двоечники, занятые какими-то глупостями, отвлекают девочку-отличницу от школьных уроков.

– Но…

– Тогда я просто не поеду к тебе! – Лиля перехватила у Глеба ручку чемодана и дернула на себя. – Забыл, как Кира задушила Ежи гиперопекой во всей истории с переломом? Хочешь так же?

– Нет, – насупился Глеб и отступил: – Не хочу. Но ты, уж пожалуйста, держись в людных местах, – буркнул недовольно.

Они сошли с эскалатора. Лиля, поостыв, отпустила чемодан. Глеб покатил его по платформе. В глубине туннеля вспыхнул буферными фонарями прибывающий поезд. Глебу действительно не понравилась ассоциация с Кирой. Но было кое-что еще. Сомнений нет, давешним незнакомцам ничего не стоит при желании проследить Лилю до его дома. Глеб ощутил короткий адреналиновый толчок, от которого разогналась кровь. А хоть бы и пришли. Тут-то ему и представился бы реальный шанс все искупить.

Глава пятнадцатая

От наваристого борща и домашних котлет Галины Михайловны Лилин желудок в первый же вечер вздулся и отяжелел. Однако отказывать гостеприимной бабушке Глеба – дохлый номер. Она была председателем Общества чистых тарелок. Верховным главнокомандующим страны Доедании. Вот в кого Глеб такой боевой (странно при этом, что худющий как жердь – видно, метаболизм). В итоге Лиля против воли съела, кажется, раз в пять больше своей нормы и теперь чувствовала, будто проглотила цельнолитой чугунный утюг с мясной подливой.

Тяжесть, давившая на Лилю, имела не только пищеварительный характер. Ее неимоверно угнетало, что она стесняет посторонних людей и причиняет им массу бытовых хлопот. Что Глеб освободил ей комнату, а сам будет ночевать на радикулитном раскладном кресле в гостиной. Что надо поддерживать за столом долгую беседу с его словоохотливой бабулей, когда больше всего хочется остаться одной. Что, сидя в туалете, граничившем с кухней, приходится мучиться, не слишком ли громко… Ну, вы понимаете.

Даже дом этот в районе Обводного канала из-за широченного слепого брандмауэра казался самым тяжелым на улице. Такой была и квартира, под завязку забитая образцами минералов. После обильного ужина, пока Галина Михайловна штурмовала гору грязной посуды (все три Лилины попытки помочь она категорически пресекла), Глеб демонстрировал сокровища, добытые его родителями в экспедициях. Вытаскивал из деревянных некрашеных ящиков и давал Лиле подержать кровянистую яшму, желто-оранжевый и скукоженный, чем-то напоминавший твердый изюм сердолик, шишковатую бирюзу, друзы дымчатого кварца и прочие дивные самоцветы. А Лиля не воспринимала ни их блеска, ни красоты – отмечала лишь умножавшийся на ладони вес.

Когда обстоятельная лекция о каменьях завершилась, Лиля сумела наконец уединиться в комнате. Здесь доминировал алый «кирпич» – дорожный знак, который Глеб утащил к себе с улицы. Еще тут имелся балкон. Лиля, прожившая несколько лет на первом этаже, ценила балконы, как никто. Презрев неубедительный плюс на оконном термометре, она повернула ручку стеклопакета.

Балкон, обнесенный геометричной оградкой (косые прутья треугольниками), был крохотный, как посылочная коробка, и вмещал всего-навсего низенький трехколесный велосипед с покореженными спицами. Лиля попробовала его катнуть за ободранную резиновую ручку, но трогательный «Малыш» совсем проржавел, окостенел и врос в настил. Поблизости что-то трещало и хлопало. Лиля перегнулась через перила – за уличный фонарь зацепилась связка разноцветных воздушных шаров. Пойманные за хвост, они шумно бились под ударами ветра. Лиля поежилась, отступила в комнату. Закрыла дверь, не оставив для сквозняка лазейки, в прострации опустилась на чужую, непривычно упругую кровать и уставилась в черное зеркало большого экрана напротив.

На кой Нельсону потребовалось впутывать этих людей? Вдобавок к Лидии Владимировне, которая узнала о подделке сама. Но та, в отличие от Глеба с Галиной Михайловной, хотя бы имела к проблеме непосредственное отношение. Чем больше людей, прямо или косвенно, оказывались причастными к истории с фальшивым холстом, тем сложнее и серьезнее, взаправдашнее она становилась. У Лили уже не очень получалось верить, что все каким-то чудесным образом разрешится. И главное, как же невовремя это, черт подери, случилось, сокрушалась она. Едва-едва Лиля, маленький несмышленыш, освоилась на работе, влилась в коллектив. Вообразила себе новую, интересную, по-настоящему взрослую жизнь – без картины, особняка, «жилетов».

Без Нельсона.