Парадокс Тесея

Но почему-то ему стало трудно, а если называть вещи своими именами – страшновато ковыряться в особняке. Нельсона, всегда ощущавшего себя в пустом заброшенном зале как дома, после нападения нервировал каждый шорох. Временами беспричинно одолевали приступы совсем уж невыносимой, неподконтрольной тревоги, до трясучки в коленях и мокрых подмышек, против которой единственное средство – армянское, высокоградусное, из карманной фляги.

Скорее всего, будь рядом с Нельсоном «жилеты», он бы чувствовал себя иначе. Однако партизанское реставрационное объединение теперь можно считать распавшимся, хотя официальных собраний на сей предмет не проводилось. Кире, прежде маячившей где-то при Ежи и Глебе, никто, разумеется, не рад, даже эти двое прекратили с ней всякое общение – ну, сама нарвалась. Глеб с присущим ему воодушевлением переключился на новый проект (Ежи потихоньку снова взялась за татуировки, и он переверстывал для нее сайт и вел социальные сети). Лидия Владимировна, ссылаясь на занятость и дурное самочувствие, попросила перенести штаб из коммуналки куда-нибудь в другое место. Нельсон попытался нерешительно вернуть ей «сдачу» – отказалась.

А Лиля… Нельсон понимал, да оба понимали, еще до событий прошедшей недели: они вместе постольку-поскольку. У Нельсона недолго была иллюзия, что совместное расхлебывание каши, которую заварила Лиля, заново их сблизит, сплотит. Вышло ровно наоборот – Лиля проявила редкостную черствость. Нет, Нельсон ничуть не хотел, чтобы она оставалась с ним из чувства вины, однако все же ожидал какого-то участия, более выраженного беспокойства за его шкуру. А она держалась так, будто ничего не случилось, с капелькой легкого пофигизма, в котором (как Нельсон осознал с ироничной усмешкой) нередко упрекали его самого. Спасибо, помогла Лидии Владимировне поймать Савву, да толку…

Последний раз они с Лилей увиделись в зябком скверике на Каменноостровском тем вечером, когда Нельсон расплатился за картину. Встретились минут на десять, практически бессловесно у Стены столетий с сюрреалистическими портретными барельефами. Услышав, что искусствовед уничтожил подлинник Прыгина, Лиля скривилась, точно от зубной боли, и отвела глаза. Немудрено: узы, которые связывали ее с картиной, были даже прочнее, чем у Нельсона с залом. Возможно, если бы он вовремя это заметил – осенью, зимой… Мда… Нельсон стоял рядом с Лилей в неловкой, соболезнующей тишине, как на поминках ее родственника, которого едва знал. Наконец она сказала, глядя перед собой на бетонное, похожее на посмертную маску лицо Хармса, вделанное в брандмауэр: «Я хочу уйти». Нельсон не стал держать.

История одноименной Художественно-Анархической Реставрационной Мастерской Санкт-Петербурга закончилась бесславно. Как бы то ни было, зал следовало довести до ума. Поэтому Нельсон выбрал один апрельский день, поголубее и посолнечнее, и все-таки пригнал себя в особняк, полагая, что ясная погода поспособствует душевному равновесию. Начал вроде за здравие. Осмотрелся, обошел углы, подняв накопившуюся трехдневную пыль, отчего по недокрашенным стенам тотчас затрепетали перламутровые лучи. Замочил ингредиенты, отрегулировал на краскотерке жернова, загрузил в воронку малярную смесь, запустил. Машинка уютно затарахтела, перемалывая состав, а Нельсона вдруг без малейшего повода прямо посреди залитого небесным золотом зала просадил лютый, нечеловеческий ужас.

Борясь с одышкой, Нельсон осел на табурет. Это мы уже проходили, ты не умираешь. Да, в груди больно, сердце стучит, как помешанное, не обращай внимания, у тебя не инсульт и не инфаркт, попросту паническая атака, очень страшно, но абсолютно безвредно, ты же сам себе врач-википед. Где там твоя микстура? Нельсон выудил из кармана фляжку, развинтил, влил в горло коньяк. Сейчас пройдет. Вдох. Выдох. Давай, сосредоточься на чем-нибудь, заземлись и дыши. Он сконцентрировался на пыхтящей краскотерке и принялся считать вслух: раз, два, три, четыре…

Отпустило на ста восьми, когда гуднул телефон. Нельсон потер глаза: буквы плавали и делились на экране, словно клетки на стеклышке микроскопа. Человек, представившийся в переписке Гришей, сообщил, что они с подругой на той неделе увидели в интернете фотографии, проникли в зал и случайно нашли утонувший в бадье смартфон. А под чехлом – визитку (Нельсон действительно засунул туда несколько штук, давненько то было, перед выставкой). Гриша завалил Нельсона вопросами: это он реставрирует особняк? Почему одно помещение? Какая у здания история? И главное, главное, могут ли они поучаствовать? Честно признался, что ни черта не умеют, но очень хотят.