Читаем Парадокс Тесея полностью

Крохотная студия сильно изменилась с той поры, как здесь ошивались «жилеты». Тогда от обстановки исходила условная стерильность гостиничного номера, вероятно потому, что жилье арендовали посуточно и, стало быть, часто убирали. Теперь натертые до блеска поверхности помутнели, обросли налетом бессемейного быта. Оконные стекла засижены мухами. На пропыленном ковре в беспорядке валялись книги. В алюминиевой кастрюльке, забытой на двухкомфорочной, с пятнами выкипи плитке, белесыми сгустками плавал остывший жир. Неглубокий встроенный шкаф, очевидно, не вмещал всех манаток искусствоведа: отдельно на плечиках болталась висельниками пара шерстяных костюмов, тут же на поручнях антресолей сушились постиранные семейные трусы, а под комки чистых носков Савва приспособил местный фибровый чемодан, первоначально служивший деталью интерьера. Как же беглец здесь оказался? Денис что, с ним заодно? В голове не укладывается… Нельсон перевел взгляд на стену и разинул рот. На полке, освобожденной от хозяйских безделушек и кактусов, стоял утраченный холст.

– Он… настоящий? – глупо спросил Нельсон, нашаривая за собой барный стул.

– Это же не Дед Мороз, – высокомерно ответил Савва. – Настоящий, разумеется.

Искусствовед снял с плиты кастрюльку, со стуком поставил в мойку. Взял с водопроводного крана прокисшую тряпку и стал возюкать ею по кухонной столешнице, множа мокроватые разводы.

– Но вы же…

– Да, хотел, в свои худшие минуты… Собирался все сделать так, как описал твоей престарелой подружке. Скребок, растворитель. Чтобы навсегда закрыть «прыгинский вопрос» и переехать в Штаты преподавать, меня приглашали, – в порыве жалкого раздражения Савва кинул тряпку в раковину и скорчился на соседнем стуле. Его нижняя губа дрожала. – Не смог. Это же как верующему святые мощи пустить по ветру. Не посмел. Брал в руки бутыль смывки и говорил себе: а вдруг я что-то проглядел? Вдруг поизучаю полотно еще немного и найду, как подтвердить теорию? Какая издевка – выставлял Прыгина самозванцем, а в конечном счете… Потом думал вывезти с собой из страны, но эта бабка, Лидия, с подельницей с Уделки крылья-то мне обрезала. Обломала с таможенником. Ситуация – пат. Не могу двинуться ни туда ни сюда. Почему не спрятать проклятую картину где-нибудь и не уехать без нее, наверняка спросишь ты. А где? Арендовать склад? А если ее найдут? Или, не дай бог, пожар, потоп? Да, тебе смешно, после того что я сам намеревался…

– А Дениса-то как подговорили? – прервал Нельсон путаные излияния.

– Есть у меня на его папашу, мумификатора Ленина, компромат. Лиля как-то раз напутала флешки… А, неважно, – отмахнулся Савва. – Если обнародовать, мало не покажется. За то, что я держу файлы при себе, он мне в обмен снимает эту халупку. Но господи, Митя, ты бы знал, как я устал. Прятаться, прозябать без гроша, в постоянном напряжении, – бесприютный доцент возвел ввалившиеся, потускневшие от тоски глаза к висящим костюмам. – У меня ведь даже одежды летней здесь нормальной нет, вся зимняя. Весну еле-еле протянул. А нынче отовариваюсь на Сенной в вещрядах.

– Все это очень грустно, – Нельсон подошел к полке, беспрепятственно снял холст, сунул под мышку. – Но кое-кто дорого заплатил за картину и имеет на нее полное право.

Искусствовед сорвался со стула, впился ногтями Нельсону в локоть и повис, как шелудивый кот.

– Не отдавай подлинник Ворошилову! – надсаживался Савва, раскачиваясь и тормоша Нельсона за предплечье. – Он не смыслит! Не ценит!

Нельсон стряхнул с себя хилого искусствоведа. Повернулся, шагнул в прихожую и услышал тихий, бумажный вздох. Горюет. Не позволяй себя разжалобить. Нельсон замер у двери. В душе заворочались сомнения. А если Савва, озлившись, сольет этот свой компромат? Шут знает, что у него за файлы, но Дениса, который столько сделал для зала, совсем не хочется подставлять. Почему-то Нельсон в некотором смысле ощущал себя ответственным за действия падшего наставника. Впрочем… Положение у них обоюдоострое. У Нельсона родилась идея. Он возвратился в комнату.

– С Ворошиловым мы сто лет как рассчитались. Холст не для него, – сказал он впавшему в транс искусствоведу. – У меня к вам предложение. Полотно перейдет в частную коллекцию. Причем прямому потомку первого владельца, что справедливо. Шедевр будет в полной сохранности, я вам отвечаю. Светить им никто не станет, и вы, таким образом, получите уникальный шанс на нормальную жизнь. Монография же скоро из печати выйдет, верно? Ну вот. Хотите, переезжайте в Штаты. Вас там с вашей теорией с распростертыми объятиями примут. Может, для перевода на английский вы ее чуть подредактируете, поближе к правде. Хотите, восстанавливайтесь в академии. Уверен, вы запросто оправдаете свое отсутствие, справочку подделаете… – Нельсон не отказал себе в удовольствии подколоть Савву. – Однако это реально при одном важном условии. Вы прекращаете шантажировать Дениса и его отца. Если хоть что-то инкриминирующее просочится в прессу, мы продемонстрируем картину специалистам и знатно подмочим вам реноме. Идет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза