По лакированной столешнице разъехались образцы тканей, какие бесплатно дают в магазинах, – схожие зубчатым краем с почтовыми марками. Преимущественно шерстяные, и все каких-то землистых оттенков. Николай Васильевич склонился над ними, показав жалкую геометрию залысин.
– Видите ли, хочется мне сшить осеннее пальто. Но только очень хорошее, шикарное, – с придыханием сообщил сосед. – А какую ткань лучше взять, не знаю. Не подскажете?
Лидия Владимировна перебрала мягкие ломтики и остановилась на образце самого благородного, коньячного цвета.
– Эту. Двухслойная – не замерзнете, в нашем-то климате. И качественная. Чувствуется кашемир в составе.
– Ну да, ну да. Дорого, правда, – посетовал Николай Васильевич и указал на пепельный, в гусиную лапку прямоугольник в опасной близости от валюты под ненадежным покровом жеваной газеты, – а эта?
– Да ведь это костюмная. И женская к тому же. Не надо, не берите, – тотчас среагировала Лидия Владимировна и отбросила лоскуток прочь.
Ткань подешевле и погрубее, вроде шинельной, Николай Васильевич категорически отверг. Мол, такое у него уже было. Прочие варианты тоже его не устроили. Опять повторил, что пальто ему нужно шикарное («Понимаете, выбор ответственный»), и страстным шепотом любовника пообещал вернуться, когда наберет больше образцов.
Сдалось ему это пальто в июле месяце, подумала Лидия Владимировна. Его пенсии никогда в жизни не хватит такое сшить, раньше помрет, чем накопит. А если и хватит, как он, интересно, собирается носить его со своими молью траченными свитерами да залоснившимися брюками? Красота неземная.
– Не надумали по поводу комнатки-то? – напоследок осведомился Николай Васильевич.
– Нет, – отрезала Лидия Владимировна.
На коммуналку имел виды верткий предприниматель, возжелавший расселить жильцов по однушкам на окраины и организовать какое-то подобие навороченного общежития, которое его белозубый агент обзывал квелым нерусским словечком «коливинг». Съедет она в Новое Девяткино из родового гнезда, как же. Однако некоторые соседи, получившие шанс обменять комнату на какую-никакую, но собственную квартиру, привязанности Лидии Владимировны к этим стенам не разделяли. Николай Васильевич принадлежал к категории колеблющихся – все ждал, когда с какой-либо стороны образуется подавляющее большинство, к которому можно присоединиться.
Выпроводив соседа, Лидия Владимировна с облегчением сдернула со стола газету и потянулась было к деньгам, но пересчитывать их расхотелось. Чем она, вообще говоря, лучше Николая Васильевича и его шикарного пальто со своей безумной мечтой собрать картины? Предположим, наскребет она на один шедевр – и? Снова начинать откладывать? Сколько раз? Сколько лет? Лидии Владимировне стало так паскудно на душе, точно это не она посмеялась над соседом, а кто-то другой позубоскалил над ней – над ее нелепым задором, над спортивной, не соответствовавшей годам и статусу одеждой на пожилом теле (высушенном, но по-прежнему живом, как березовый веник, – и со столь же хлестким нравом), над интересом к молодежи – словом, над выбранным ею способом существования, безапелляционно, глупо отрицающим смерть.
Пристыженная и угнетенная неочевидным сходством их с соседом обреченных чаяний, Лидия Владимировна обернула деньги вместе с дедовой брошюрой пакетом и уложила сверток в камеру изразцовой финской печи под лист заржавелого, вспученного от золы железа.
Вдалеке бахнул пушкой полдень. Вот-вот должен прийти Алеша.
Тут же трижды свистнул дверной звонок. Сколько соседи ни обсуждали затею провести каждому свой, все без толку – гостям по старинке приходилось количеством нажатий показывать, к кому именно из жильцов они пожаловали. Как правило, любые разговоры о коллективном улучшении (или хотя бы примитивном ремонте) общих зон заканчивались раздорами. Инициаторы перемен бунтовали против разрухи – их обвиняли в неприличном материальном благополучии и преступной безучастности к тяготам менее обеспеченных соседей. Чинить за свой счет им тоже воспрещалось – а вдруг через суд потом взыщут? Попытки договориться прекращались. Может, со звонками оно и к лучшему – по всему коридору и так висели неопрятные мотки проводов, похожие на жадные воздушные корни оранжерейных растений.
– Приятно бывать у вас в гостях, Лидия Владимировна, – пробасил Алеша, сотрясая фарфоровые статуэтки своей тяжелой поступью. – У бабушек в комнатах обычно лекарствами пахнет, а у вас каким-то парфюмом. Вкусным.