Парадокс Тесея

Керамика тоже продавалась вяло. На поддержку бодипозитивного сообщества после скандала с Кирой рассчитывать не приходилось (она игнорировала чаты и звонки несколько недель, с той самой выставки). Агента Нельсон во время погрома выпустил из виду и не нашел. И хорошо. Что за бес его попутал, в самом деле? Торговать Лилиной кожей. Там, на заводе, вообще какое-то коллективное помрачение рассудка случилось. И его зацепило, как шрапнелью. Иначе оправдать невозможно.

Все должно было измениться двадцать четвертого декабря.

Знаменательная, долгожданная дата, день продажи картины. Появятся деньги, много денег. Нельсон уже придумал, как объяснит это «жилетам», – так и так, нашел мецената. Савва договорился на шесть миллионов двести тысяч рублей. Из них десять процентов – искусствоведу. Издаст, наконец, монографию. Зал получит необходимые материалы. Вернется отчужденная, пребывающая в трудовом сомнамбулизме Лиля. Интенсивная работа с холстом не дает ей проводить в особняке много времени. Нельсон позволил себе спросить Савву, нельзя ли отпускать ассистентку пораньше, – преподаватель от эдакой глупости удивленно моргнул и даже отвечать не стал. И незачем. Мыслями и душой Лиля все равно витает над полотном, бесчувственная, как заколдованная принцесса. Ее участие, в сущности, сводится к авторскому надзору: приезжает на Петроградку вечерами (порой в компании Лидии Владимировны), подсказывает по технологии, но сама к шпателю и наждачной шкурке не притрагивается и глядит куда-то – в сторону, поверх, насквозь. Говорит, не бери в голову, просто устала, понимаешь, закончу с картиной, станет полегче.

Нельсон скучал, и неизвестно, когда сильнее – в ее отсутствие или в моменты отстраненного совместного небытия. Кроме того, ему позарез нужны были Лилины реставрационные навыки. Из-за лепнины. Витиеватые орнаменты в стиле неорококо – это вам не метлахский восьмиугольник наштамповать. Некоторые сколотые элементы, из повторявшихся лиственных мотивов и ракушек, он, наверное, сумел бы восстановить самостоятельно – намазным способом, в крайнем случае снять формы из силиконовой массы по уцелевшим фрагментам прямо со стен, с потолка и изготовить гипсовые отливки. Чего не скажешь о разбитом панно – безвозвратно потерянном, как они полагали, пока Нельсон не разыскал в интернете снимки зала трехгодичной давности, выложенные каким-то ценителем заброшенных локаций. На размытом фоне за пеленой фотографического зерна и шумов угадывалась богатая, еще невредимая музыкальная композиция – скрипичный абрис, раструб пастушьего рожка… Надо подбирать исторические аналоги, включать фантазию и рисовать, чертить, выписывать крошечные детальки. Он не сможет. Вот по рисункам Лили вылепить пластилиновую модель, затем перевести в гипс – пожалуйста.

Хороша реставрационная ячейка, тьфу. Ведущий специалист ангажирована, Денис затаился в Москве, Кира объявила бойкот. Спасибо Глебу, без его энергии Нельсон бы, пожалуй, издох. Главный идеолог «жилетов» пока держался, но ему, несомненно, недоставало партизанского драйва. Глеб больше всех наслаждался подпольным характером их деятельности – предложил название и символику, сочинил устав, расписал роли. Регулярно объявлял общие сборы в «штабе» у Лидии Владимировны, вел протокол. Верил в придуманное с той наивысшей степенью самоотдачи, с какой дворовые пацанята играют в войнушку. Но в ремонте-то где драйв – знай шкрябай себе стенку до греческих календ…

Все изменится двадцать четвертого декабря, убеждал подушку Нельсон. Все изменится завтра.

* * *

Покупателя звали Игорь Ворошилов. Провинциальный делец, покоривший Москву, генеральный директор крупного медиахолдинга, вдобавок основал инвестиционный фонд, чтобы вкладываться в технологические компании, рассказывал Савва по дороге. Нельсон одной рукой поддерживал искусствоведа под локоток, чтобы тот не упал (на тротуаре под рассыпчатой смесью снега и песка бугрилась коварная ледяная глазурь). Другой – нес короб с картиной за пластиковую, врезавшуюся в ладонь ручку. Двойная ответственность.

Ворошилов принадлежал к той категории молодых управленцев, которые получили первое образование в перестрелках девяностых, а второе – в аудиториях Гарварда. За красивыми менеджерскими терминами типа «стратегия», «синергия» и «клиентоориентированность» крылись темные откатные схемы (реклама – самый грязный бизнес, ты что, Митя, не знал? Да нет, конечно, думал Нельсон, а вам-то откуда это известно?). О коллекционных пристрастиях магната Савва отозвался презрительно – без разбора собирает то, что престижно: русский авангард, современное искусство, даже права на какие-то цифровые коллажи, существующие исключительно виртуально, купил недавно за небывалые деньги.