Парадокс Тесея

Чуял, чуял ложь бизнесмен. Нельсон обозлился на Савву. Не стоило такого человека обманывать. Нет, Ворошилова он не боялся, но теперь сделка на грани срыва. Этого покупателя ждали три месяца, сколько искусствовед будет искать следующего? Сколько залу стоять без материалов? Зал! Недостающее звено, прямое доказательство! Ведь Ворошилов намекнул – ему по большому счету плевать, легально ли у них оказалось полотно. Может, еще не поздно?

– Картина не покидала страны! Ее вообще сотню лет никто не трогал! Я нашел ее в заброшенном особняке Сокаля. Того ресторатора.

Выпалил – точно прыгнул с обрыва. Тело закаменело в предчувствии удара.

Удар действительно последовал, но не об землю. Неуклюже и чрезвычайно свирепо искусствовед пнул Нельсона под столом по ноге. Дудки, дальше он будет поступать по-своему. До смешного, больше всего на свете Нельсон сейчас желал понравиться этому дельцу. Заслужить его уважение. Отгородиться от жалкого, заискивающего Саввы. Поэтому рассказал честно, как есть, – про «жилетов», реставрацию зала и все остальное.

– Значит, клад… – отозвался Ворошилов, обменявшись взглядом с агентом (тот, видно, уже мысленно листал Гражданский кодекс до двести тридцать третьей статьи). – А вы, Савелий Петрович, – искусствовед вмялся в стул, но Ворошилов укоризненно вздохнул и промолвил в торжественной иконописной печали, странно читавшейся на его пейзанской физиономии, – человек вашей репутации, как же так.

Агент распахнул дверь:

– Нам с Игорем Константиновичем нужно обсудить новые вводные. Мы вас пригласим.

Ворошилов уткнулся в телефон. Ни картина, ни прилагавшиеся к ней документы его более не занимали.

В коридоре – никого. Реечные прожекторы, подобные галерейным: чередование света и сумрака. Из-за матового стекла доносится ритмичный топот, повизгивают подошвы, громыхают и ухают тренажеры. Воздух напарфюмирован, скорее всего, чем-то премиальным, но Нельсону показалось, что пахнет навязчивой и тошнотворной автомобильной отдушкой. «Елочкой». Скоро Новый год, глуповато подумал он.

– Ты что себе позволяешь? – прошипел Савва, уродливо скособочив рот. – Я тебе что говорил? Ты понимаешь, что ты, идиот, наделал? Все предварительные договоренности – псу под хвост!

– Савелий Петрович, но…

– Подай воды. В горле пересохло.

Нельсон набрал ему полный стакан из кулера. Искусствовед осушил его и потребовал еще.

– Значит, так, – заявил, допив третий стакан и коряво утершись. – Сколько бы Ворошилов ни сбил с цены – а он собьет, будь уверен – про десять процентов забудь. За мое посредничество отстегнешь мне миллион.

Миллион… Да на эти деньги две монографии опубликовать можно. Савва ступил под софит в лужицу света и, словно нищий, протянул Нельсону пустой стакан. Худой, изможденный. Венчик седых волос на черепе золотится, как корона. Жадный, несчастный старикан. Не всегда же был таким. Последствия кровопролитного развода? Паника от притаившейся где-то там, на конце иглы, в яйце, в утке, в зайце, смерти? Неотступная, обглодавшая его до костей цель издать свой труд во что бы то ни стало? Нельсона прошиб пот, заныли суставы. Стыд напоминал гриппозный скачок температуры. Ученик, повернувшийся на реставрации зала, пока не превзошел учителя, но все к тому идет.

– Проходите, – Ворошилов с трубкой, прижатой к уху, вышел из переговорной, – да-да, я здесь, – сообщил невидимому собеседнику.

– Игорь Константинович в одностороннем порядке пересмотрел условия сделки, – объявил агент, когда Нельсон и Савва заняли места за столом. – Изменения затрагивают и стоимость, и способ оплаты. Мой клиент готов предложить половину обговоренной суммы, то есть три миллиона сто тысяч рублей. Из них пятьсот тысяч – немедленно наличными. Остаток – аннуитетными платежами постнумерандо в течение двух лет. Фиксированными суммами. Игорь Константинович велел передать вам, Савелий Петрович, что не стал настаивать на большей скидке из уважения к вашему… авторитету. Платежи будут поступать в виде благотворительных пожертвований ежемесячно через фонд Ворошилова. На ту самую краудфандинговую платформу, которую вы, господин Танельсон, используете для реставрационного проекта.

Савва скрипнул зубами от негодования:

– Митя, пакуй полотно, пойдем! Это неслыханно! Как вы могли предположить, что мы на такое согласимся?!

– Савелий Петрович, мой клиент хотел бы напомнить вам, что клад, содержащий культурные ценности, подлежит обязательной передаче в государственную собственность. Уклонение влечет административную ответственность, и…

Ворошилов, бесшумно ступая, вернулся из коридора и пригвоздил приподнявшегося Савву взглядом к спинке стула.