Парадокс Тесея

Лидия Владимировна кивала и месила холодный снег, до краев исполненная молодого неподдельного счастья.

Глава одиннадцатая

Это была я. Хочешь знать почему – приезжай с Лилей к 15. Вдвоем.

И геолокация. Глеб перечитал сообщения. Ну, в общем-то признание не слишком его удивило. Вначале, когда «жилеты» не смогли зайти на краудфандинговую платформу, предположили, что произошел технический сбой – да, как назло, ровно в день платежа от таинственного покровителя Нельсона. Но когда не удалось открыть и почту, на которую был зарегистрирован профиль, подумали на Киру. На кого ж еще? Только у нее доступ и есть. Взяла и сменила пароли. Дозвониться не смогли, разумеется. А теперь – глядите-ка – сама объявилась.

«Жилеты», как обычно, встретились в штабе у Лидии Владимировны. Посидим, ребятки, по-простому, говаривала хозяйка комнаты, при этом всякий раз стелила свежую, белейшую скатерть с затейливой сквозной вышивкой и вынимала из буфета гжель. После чаепития опробовали новую настолку, которую притащил Глеб (он старался разнообразить их партизанские собрания играми). Сегодня это была башня из ровных деревянных брусочков: правила предписывали по очереди доставать из нее блоки одной рукой и класть на верхний ярус так, чтобы конструкция не упала.

Играли на полу, рассевшись в кружок. Лидия Владимировна в забаве не участвовала: с видимым удовольствием созерцала действо из кресла-качалки, изредка отпуская насмешливые комментарии. Нельсон тут же вспомнил неприличный анекдотец о наблюдающих за наблюдающими. Глеб хрюкнул и чуть не уронил брусочек, который как раз пристраивал сверху, но справился, передал ход. Башня становилась все выше, все неустойчивее, пока с рассыпчатым грохотком не обрушилась прямо на Лилю. Ужасно недовольная проигрышем, та принялась заново складывать блоки («Хочу реванша!»), Нельсон сунулся в перерыве проверять поступление средств, а платформа возьми его да и выкини. «Жилеты» удивились, безуспешно попытались перезайти. А затем Глебу написала Кира.

Первым инстинктом было сдать ее с потрохами Нельсону. Но Глеб решил подождать. В сообщениях многого не скажешь, но вот это «вдвоем» с точкой в конце… Точка – это серьезно. Просто так ее не ставят, а если наберут случайно, обязательно добавят: мол, я не нарочно. Она определенно хочет зачем-то увидеться с ними отдельно от Нельсона. И адрес…

Адрес на Литейном Глеб знал хорошо. Там, в корпусе «И», время от времени лечили бабушку. Диабет второго типа – не шутки. Бабушку Глеб очень любил. Так сильно, что это чувствовали медсестры и сквозь усталость одаривали его улыбками умиления – словно монетки поблескивали на дне мутного фонтана. Монументальная, как скульптура Веры Мухиной, старшая медсестра (когда она сердито вздергивала левую бровь, пугались даже самые отпетые хамы и квалифицированные страдальцы из пациентов) однажды завела Глеба в ординаторскую и распахнула перед ним дверцу шкафчика, заполненного благодарственными шоколадками. Он со страху взял сразу три.

Возможно, с Кирой случилось что-то плохое? Ей нужна помощь? Все-таки больница. А что если (и тут Глеба пробрало неуместное предвкушение, точно ему, вновь десятилетнему, пообещали поход в зоопарк к белому медведю по кличке Меньшиков) она задумала очередной перформанс? От нее чего угодно можно ожидать. Словом, надо разведать, а потом уже докладывать. И Лиле наплел, что едет к бабушке, предложил присоединиться. Знал, что не откажет.

Бабушкой Глеб гордился. Маленькая, с твердым характером, одевалась по моде восьмидесятых в плечистые пиджаки и узкие юбки, красила хной седую стрижку «паж». Как заржавелый, но острый сапожный гвоздик. Руководила самым важным в жизни Глеба, пока его родители, безбашенные геологи, ковыряли доломиты где-нибудь в Караганде. Натурально, ездили в экспедиции на месторождение Алтын-Тобе, от Караганды тридцать километров на восток. Не только туда, конечно. На Кольский полуостров, на Урал, Камчатку. Возвращались пропахшие можжевеловыми кострами, в задубевшей от высохшего пота полевой одежде, с телами на десять килограммов легче, с рюкзаками – на двадцать тяжелее. Мылись, стриглись (папа сбривал бороду, обнажая смешной, кефирной бледности подбородок), отъедались – и снова в путь.