Парадокс Тесея

Собиралась купить тарелку – милую плошку ручной лепки с ангобной росписью, у Нельсона на этой партии закончился пигмент, пришлось сильнее развести остатки: глупую рыбку нарисовал, а на жизнеутверждающую надпись «Корюшка пошла» краски не хватило. Но дефектное изделие все равно приняли, и вот где оно оказалось в итоге.

– Откуда вы это взяли? – выдавил Нельсон.

Незнакомка смутилась:

– Левее кассы, а что?

Керамические чайки и эрмитажные коты, кружки с рисунками городских достопримечательностей, значки из полимерной глины – подарочная дребедень петербургской тематики, вышедшая из рук Нельсона, уютненько расположилась на полках, жутковато множилась и переливалась. Целая коллекция, каждой твари по паре, словно хозяин магазина систематически собирал образцы его ремесла. Удивительное дело, Нельсон впервые увидел, как их покупают и продают, – сам-то он всегда чурался сувенирных лавок и всевозможных гифтшопов. Вульгарные вещицы легко было сварганить и сбыть, особо не задумываясь, что с ними происходит дальше. А они меж тем вливались в поток безвкусицы, наводнивший город, – эта прорва блядских ларьков, торгаши со свистульками, ростовые фигуры – лохотронщики, псевдомузеи и никчемные аттракционы. Токсичная плесень. Парша.

Немудрено, что город мучает людей. Отторгает заразу, сопротивляется как может, сживает со свету – за строительство инородных высоток, за непоправимый вред парадным фасадам, за снос старого фонда, за автомобильные выхлопы, разрушающие позолоту и мрамор, за непозволительное бесстыдное пренебрежение – но не только. За коммерциализацию и китч. За пошлость. Город мстит всем причастным и конкретно ему, Нельсону: навел сладковато-горькую, как корень солодки, грезу, этот зал, из-за одержимости которым он лишился всего. Нет, не лишился – сам отдал, за милую душу. Растранжирил, как последний мот.

И поделом.

Потрясенный страшным открытием Нельсон дико закашлялся, точно в легкие хлынула речная вода. Захлебываясь и хватая ртом воздух, выломился из магазина на набережную и едва не сшиб с ног прямоугольного мужика в рекламных картонках.

– Да штош ты! – прогундосил промоутер, неловко собирая с асфальта упавшие листовки (негнущийся картонный «бутерброд» мешал ему нормально наклониться).

Нельсон не поверил своим глазам. Бомж Женечка собственной персоной. Чистый, обстиранный, помолодевший. Тем не менее сохранил свою одутловатость утопленника.

– Женечка! Это же я, Нельсон! Как, ты здесь? Почему?

– А я тебя узнал, когда ты в дверь колотил. Но ты не оглянулся даже, – с укором сообщил Женечка. – Спасибо хотел сказать. Тебе, но больше барышне твоей.

При упоминании барышни у Нельсона споткнулось сердце. Он бормотнул:

– Виноват, извини.

– Ладно уш. Наведался я по тому адресу, в приют. Видишь, заселили меня, приодели. Документики восстановили. На работу устроился, – Женечка осмотрел пострадавшие листовки и испустил долгий хрипловатый вздох. – Не ахти какая. И рядом с речкой мне неспокойно, – он покосился на Фонтанку. – Но я не жалуюсь. А ты штош невеселый?

По щеке Нельсона, пощипывая, поползло тепловатое. Как тут объяснишь?

– Я понял, что этому городу не нужны люди. Мы его портим. А он нас травит. Лучше бы не было здесь никого. Вообще. В чем наш смысл? Разве что в качестве стаффажных фигурок, знаешь, для композиции. Вспомогательные элементы в живописи. Показать масштаб объектов и величие архитектуры.

Бездомный сдвинул косматую шапку и поскоблил маковку.

– Хошь знать, што я думаю? Вот я долго ш в Петербурге… Сколько? Да столько не живут. Словом, была вошмошность понаблюдать. Выводы сделать. Скажу я тебе, городу без людей никак. А все потому, што… Но ты об этом – молчок, да? Все потому, што…

Женечка осекся. С Невского приближался тяжелый цокот копыт.

– Почему, Женечка?

Однако его как ветром сдуло. Прямоугольный человечек бросил листовки в заледенелую лужу и ринулся в арку. С трудом, из-за своих картонных габаритов, протиснулся в калитку кованых ворот. Нельсон повернулся к всаднику – тот подбадривал шенкелями изможденную кобылу. Да что ж сегодня за вечер случайных встреч? Не кто иной, как Алеша, зычноголосый помощник Лидии Владимировны, таскающий для нее баулы с комиссионным добром. Нельсон порой сталкивался с ним в коммуналке. Питер, ей-богу, маленький город.

Тоже ведь, организатор туристических развлечений, замучил кобылу, без слез не взглянешь на эти выпирающие ребра и мосластый круп. У Женечки с его листовками особо выбора нет, любая работа важна, но Алеша-то, дюжий парень, вовсю промышляет скупкой с Лидией Владимировной, зачем ему это?

– Здорово! – всадник поравнялся с Нельсоном.

– Здорово. Все катаешь желающих на лошадке?

Кляча с презрением отфыркнулась и поскребла подковой асфальт. Долговязый Алеша пропустил язвительный вопрос мимо ушей – сохраняя в седле гусарскую выправку, он усиленно сканировал обозримое пространство, что-то выискивал. На его ношеном зимнем камзоле Нельсон не без удовольствия углядел известковый следок птичьего помета.

– Нет, правда, – распалился Нельсон, – на хрена ты этим занимаешься? Неужели самому не противно?..