Лахдже не понравилось такое условие. Незаполненный чек — это очень опасно. Зиммизхи может потребовать что-то, что может не стоить… хотя что может этого не стоить?
— Согласна, — рубанула она, пока не начала колебаться.
И тогда Зиммизхи… снял свою шкуру. Будто молнию расстегнул — и вылез из кожи, словно линяющий змей. Другие Жертвенные подхватили его одежды и стали поливать кровью, чтобы те не высохли.
Зиммизхи же… он наклонился над Астрид, задрожал всем телом… и принялся себя грызть. Вцепился зубами прямо в мышцы, вырвал кусок плоти, плюнул ею в мертвую девочку… и это было только начало. Он буквально начал латать ее фрагментами собственной души, своего же астрального тела. Кромсал самое себя, оживляя бездыханное тело.
И в какой-то момент он… распался надвое. Развалился на две окровавленные бесформенные кучи. Астрид же, почти скрывшаяся под кровоточащей массой, задергалась и захрипела.
Лахджа подхватила ее на руки. Больше никогда. Ни Кошленнахтум, и никто другой больше никогда не притронется к ее ребенку.
На Зиммизхи она посмотрела со священным ужасом и почти благоговением. Ничего себе. Жертвенный оправдал свое название в полной мере. Жизнь отдал ради ее ребенка…
Но тут Зиммизхи дернулся. Оба Зиммизхи. Две окровавленные кучи затрепетали и стали подниматься, отращивая вторые ноги, вторые руки. В их астральных телах творилось что-то несусветное, клокотали настоящие бури.
Через пару минут они окончательно пришли в себя. Два одинаковых Зиммизхи, два близнеца Жертвенных. Один из них повернулся ко второму и с надеждой спросил:
— Ты понимаешь меня?
— А-а-а-а-и-и-у-у!!! — истошно завопил второй.
В глазах Зиммизхи отразилась боль, превосходящая боль любого другого в этом зале. Два содрогающихся Жертвенных поднесли ему искусственную кожу, и он медленно стал в нее облачаться.
— Твое дитя здорово, — сказал он, не глядя на Лахджу.
— Спасибо. Спасибо тебе… вам.
— Не благодари прежде времени. Однажды я попрошу об ответной услуге.
Интерлюдия
— Ого, в мерзкой нетрадиционной семье прибавление, — обрадовался Бельзедор. — А если Жертвенный рожает Жертвенного, то они друг другу отец и сын или братья?
Дегатти, все это время сидевший перед стопкой виски, наконец-то его выпил.
— Понятно, — бесцветным голосом произнес он. — Понятно. А я правильно понимаю, что именно после этого случая Кошленнахтум начал охоту на других фархерримов?
— Да, — кивнул Янгфанхофен. — Он охотился на всех, но начал именно с Лахджи.
— Почему?!
— Она больше всех была на виду.
— Я не об этом спрашивал. Почему он вообще охотился на фархерримов?
— А об этом, мэтр Дегатти, лучше спросить у самого Кошленнахтума, — пожал плечами Янгфанхофен. — Он ко мне не очень часто заглядывает, и историй от него не дождешься. Что там творится у него в башке, знает только он сам.
— Кстати, ты же сам захаживал к нему в гости, — хмыкнул Бельзедор. — Вот и спроси в следующий раз у его жен. Может, они что знают?
На лице Дегатти появилось странное выражение. Кажется, он вспомнил что-то, чего не хотел вспоминать. Волшебник постучал по пустой стопке, дождался, пока Янгфанхофен снова ее наполнит, и угрюмо сказал:
— Не думаю, что я туда еще когда-нибудь наведаюсь. Честно говоря, одного раза мне хватило.
— Я думал, тебе понравилось, — насмешливо сказал Бельзедор. — Ты же вроде обожаешь риск, что изменилось? Ты снова ниже моих ожиданий, Дегатти.
Волшебник фыркнул и опорожнил еще одну стопку.
— И ты слишком много пьешь, — укорил его Бельзедор. — Ты же обычный смертный, куда тебе столько?
— Да это разве много? — осклабился Янгфанхофен. — Знали бы вы, сколько могут выпить демоны, когда хотят нажраться! Кстати, есть у меня одна веселая байка — специально для загрустившего Дегатти. О трех бравых пропойцах, лучших друзьях и собутыльниках! О истинной дружбе, прошедшей сквозь миры и тысячелетия! Даже самое тяжелое похмелье не было для них испытанием!
— Интригующе звучит, — заинтересовался Бельзедор. — Надеюсь, они еще и гоблины?
— Хуже, — покачал пальцем Янгфанхофен. — Слышали ли вы… о Дикой Попойке?
Дикая Попойка
Котлы исходили паром. Жарко пылали черные камни, в алое небо улетали вопли варящихся заживо грешников, а им вторил хохот демонов. Хальтрекарок с наслаждением вытянулся на полке, пока его охаживала прутьями банщица — длинноногая бесовка с шелковистой шерсткой.
На мохнатую ягодицу по-хозяйски легла ладонь. Банщица взвизгнула и игриво шлепнула Асмодея по руке.
— Господин, что вы делаете, я же работаю! — кокетливо воскликнула бесовка. — Банное дело — это священный ритуал!
— Не менее священный, чем эти булки! — сказал Асмодей, сально облизываясь.
— Эй, найди себе свою, — промычал распаренный Хальтрекарок. — Эту уже я застолбил.
Асмодей закряхтел, опрокинул кружку с пивом и подумал, не позвать ли шлюх. Они тут настолько доступные, что даже неинтересно. Никакого вызова, никаких уламываний. Любую пальцем помани — твоя.