Паргоронские байки. Том 5

— Ага!.. — хлопнул в ладоши Бельзедор. — Я так и знал, что уже слышал где-то об этом Дюжине! Кадавр-волшебник… ну да, точно, приблудился ко мне такой несколько лет назад. Мне о нем докладывали, конечно, мне обо всех уникальных существах докладывают. Но выходит… погоди, выходит, что этот Дюжина — не совсем Дюжина?.. Вот это для меня нешуточный сюрприз… но приятный. Я-то думал, что он просто беглый кадавр, а он вон кто, оказывается. Видный ученый, талантливый биомаг. Дам ему повышение, раз так. Лишний безумный гений никогда не повредит.

— Не думаю, что он обрадуется, — заметил Янгфанхофен. — Он же скрывал от тебя свою сущность.

— Ничего, глаза боятся, а руки делают. В его случае поговорка особенно актуальна.

— Принудишь его к злодействам? — с неприязнью спросил Дегатти.

— Разумеется. Живешь у меня под крылышком — плати сообразно способностям. Думаю, твой дядюшка Курдамоль обрадуется прибавлению в штате. Я всегда покровительствовал светлым умам вроде него.

— Как он там поживает, кстати?.. хотя не говори, пошел ты в анналы! — вдруг разозлился Дегатти.

Волшебник опрокинул очередную стопку и с отвращением отвернулся. Он третьи сутки пил бок о бок с Бельзедором, так что иногда даже забывал, кто тот такой. Темный Властелин Парифата, худший и ужаснейший из его обитателей, творящий зло просто потому, что его это развлекает… так Дегатти думал раньше.

Теперь-то он знал, что это его жребий. Ужасный, жуткий жребий, лишь самую малость уступающий тому, что был у Маруха Уничтожителя. Жребий, отражающий безумие носителя.

— Идиотизм, — пробормотал волшебник, отхлебывая виски. — Пироги с глиной.

— Кто бы говорил, — сразу же понял его Бельзедор. — Я, по крайней мере, не сажаю в Карцерику всех, кто самую малость вышел за рамки. Наоборот, даю им укрытие. Спасаю.

— Самую малость вышел за рамки?.. — заморгал Дегатти. — Это так ты называешь убийство трех человек и неоказание помощи еще одному… ну ладно, неоказание помощи ему сошло бы, тут трудно что-то доказать. Но уж спланированные-то убийства!

— Подумаешь, трое человек, — пожал плечами Бельзедор. — Ради великой цели же. Открытие-то было незаурядное, а?

— Ну да, второй Твердый Ноготь, — неохотно признал Дегатти. — Реанимировал наследие предков. Но что с того? Что ему теперь за это — простить убийства? Может, каждого магиоза прощать, кто что-то открыл? У Антикатисто тоже была куча открытий!

— Но если магиоз придумал что-то хорошее — вы с охотой добавляете это в свою копилку, — ухмыльнулся Бельзедор.

— А почему мы не должны этого делать?! Ну да, преступлением было бы прощать магиозам их деятельность. Но и игнорировать их открытия тоже было бы преступлением.

— Ну да, вы-то, в отличие от них, не преступники. Просто лицемеры. Сидите как коршуны и ждете, когда кто-нибудь отринет ваши затхлые правила и найдет в себе смелость переступить рамки морали ради прогресса. После этого вы его сразу заклюете, отправите в свою Карцерику… а открытия растащите, сохраните. Наперегонки будете присваивать авторство и паразитировать на чужих работах. А студентам, конечно, не скажете, сколько невинных севигистских агнцев было зарезано, чтобы узнать, с какой скоростью распадаются духовные оболочки при разных типах смерти.

— Я знаю, какие опыты проводил Ябудаг. Но если бы мы просто уничтожили результаты его экспериментов — нашелся бы кто-то, кто провел бы их опять. А теперь в этом нет нужды.

— Да, вам бы снова пришлось тянуть соломину.

— Да не тянем мы никаких соломин! — начал злиться Дегатти.

— Суть Древнейшего, Бельзедор, какой же ты демагог! — рассмеялся Янгфанхофен. — Хватит дразнить мальчишку!

— Мне восемьдесят два года!

— Молокосос, — хмыкнул Бельзедор.

— Желторотик, — хмыкнул Янгфанхофен.

Дегатти несколько секунд раздраженно молчал, но потом взял себя в руки. Он уже очень много выпил, некоторые истории были весьма тяжелыми, ожидание становилось все напряженней, а собутыльники… что ж, он пьет с Паргоронским Корчмарем и Темным Властелином. Странно ожидать от них чего-то иного.

— Все-таки вивисекторы неприятные, — произнес он, глядя в сторону. — Всегда считал, что копаться в чужом теле не с лечебной целью — это как-то нездорово. Монстрамин — самый жуткий институт из всех.

— Ох, как тебе тогда понравится мой следующий рассказ! — обрадовался Янгфанхофен.

— Опять про вивисектора, что ли?

— Конечно!

— Не надо больше про вивисекторов, — попросил Дегатти. — Лучше расскажи что-нибудь другое. Повеселее.

— А расскажи нам еще что-нибудь про Лахджу! — оживился Бельзедор.

— Что?.. Зачем тебе это? — повернулся к нему волшебник.

— А мне понравилось, как ты быканул на того лепрекона, — ухмыльнулся Бельзедор. — Янгфанхофен, есть еще что-нибудь, что его позлит? Выкати поименный список ее любовников. Если в Паргороне хватит бумаги, конечно.

— Ты зарываешься, — процедил Дегатти.

— Да?.. И что ты мне сделаешь? Я не карлик, Дегатти.

— Ну хватит вам, хватит! — вскинул руки Янгфанхофен. — Давайте не портить такие уютные посиделки! Лучше выпейте, а я расскажу еще одну историю. Так и быть, про Лахджу… если Дегатти не против, конечно.