Да, к периоду, который мы теперь рассмотрим, Париж умножился людьми и обогатился идеями. Только Лион, стоявший на пересечении дорог в Италию, Испанию и Германию, мог составить сколько-нибудь серьезную конкуренцию возрастающему влиянию столицы. В начале века южному городу удалось на короткий срок стать центром литературной и философской мысли страны. Такие видные фигуры, как Морис Сэв и Луи Мейгре, глубоко понимавшие культуру Италии и открывшие для Франции Петрарку и Бембо, трудились именно в Лионе. Тем не менее университетом этот город так и не обзавелся, и считалось, что лионцы больше озабочены наживой, чем философскими дискуссиями. Долина реки Луары приютила видных писателей: Ронсара, Дю Белле, Жана Бодена и Рабле. В Анжере, Орлеане, Бурже и Пуатье действовали университеты (в Орлеанском университете, например, преподавали гражданское право, неизвестное слушателям Университета Парижа). Но все же культурная жизнь концентрировалась в Париже.
Суть вышесказанного вот в чем: хотя за XVI век Париж не произвел на свет достойных упоминания литературных талантов, привлеченные растущим мировым авторитетом города деятели искусства, философы и финансисты все равно приезжали сюда. В финале Столетней войны Париж окончательно закрепил за собой право называться культурной и политической столицей страны, а эта репутация, в свою очередь, привлекла предприимчивых дельцов, готовых инвестировать грандиозные архитектурные проекты. Париж в большинстве своем строился по итальянской модели: прямые дороги, вычурные площади, колоннады и мосты; состоятельные парижане подражали итальянской моде в одежде, еде, манерах и речи (французский и особенно парижский французский язык тех времен пестрели итальянскими словами и особенностями произношения).
Город Возрождения не перестал быть темным и опасным. Когда же в 1499 году наводнение начисто уничтожило мост у собора Нотр-Дам, общественное мнение сочло это предзнаменованием: грядущее столетие не принесет ничего хорошего (забитые транспортом улицы и огромное количество людей, проживавших в домах на мостах, вынудили власти крепить мосты цепями). Однако, несмотря на все неприятности, парижане были преисполнены оптимизма. Дух и настроение поднимали мелкие усовершенствования, касавшиеся повседневной жизни: появились первые указатели (в прошлом горожанам и гостям столицы приходилось довольствоваться случайными надписями на дверях домов или искать путь наугад), кладбище Невинно Убиенных было украшено фонтаном, вполне обычным для века, влюбленного в роскошь и мишуру. Представляя ужасные условия городской жизни, удивительно сознавать, что самые трезвомыслящие и мудрые авторы тех времен так расхваливали столицу. «Прощай, Париж на Сене, — писал Марк-Антуан де Сент-Аман. — Великий город… где я выучился словам, которые острей меча».
Удивительно, но и провинциальный Мишель Монтень расточал хвалы мрачному и опасному городу, называя его «славой Франции и украшением мира». Добавив изрядную долю иронии, автор продолжил: «Я нежно люблю его, со всеми пятнами и бородавками. Я единственный француз в этом огромном городе».
Гораздо важнее, что даже упрямец Монтень неохотно признавал, что семена Ренессанса, будучи привнесены в Париж извне, упали на почву местных идеалов и традиций города. Писатели все модные прогрессивные идеи черпали в Европе, но, как только появлялись в Париже, превращались в чванливых самоуверенных парижан. Клеман Маро превозносил парижанок, которым поэты Средневековья (не только Вийон, заметьте) приписывали твердый характер и вульгарные предпочтения в сексе, и говорил, что эти дамы превосходят даже итальянок. В эру поклонения южным странам это звучало высшей похвалой. Сам город был зеркалом растущей самоуверенности парижан: восстановили и освежили Лувр, сохранив даже часть украшений времен Филиппа-Августа; возобновили работы над дворцом Тюильри; с новой силой развернулось строительство крепостных стен. Сорбонна разрослась и стала опорой столичной мудрости. Вера в собственные силы преодолела благоговение перед Италией, и Париж стали именовать «новым Римом».
Обычно Людовика XI называют последним средневековым королем и первым монархом эпохи Возрождения. Его коронация прошла с достойной Ренессанса пышностью, не характерной для тех времен. Короновался он в 1461 году в Реймсе — традиционном месте восшествия на престол всех французских монархов. На пути в Париж короля, во всеуслышание провозгласившего город столицей своего государства, встречали толпы восторженных граждан.