Следует признать, что подобный призыв классика литературы США был услышан, поскольку практически все пишущие американцы ХХ века сочли своим долгом не только посетить Париж, но и пожить в нем, а также оставить свои впечатления об этом городе в своих художественных и мемуарных текстах. И одним из первых в Париже побывал Эрнест Хемингуэй.
Опера Гарнье. 1929 год
Когда Хемингуэй поделился своим желанием покинуть Америку, чтобы обосноваться в Европе, писатель Шервуд Андерсон тоже порекомендовал ему Париж. Плюс он предложил дать Хемингуэю рекомендательные письма к Гертруде Стайн или Сильвии Бич, и в них похвалил «исключительный талант» молодого человека. В результате, 8 декабря 1921 года Эрнест Хемингуэй и его жена Хэдли Ричардсон (они поженились 3 сентября 1921 года) сели на пароход «Леопольдина», шедший в Париж.
Биограф Хемингуэя Альберик д’Ардивилье пишет:
«В то время Париж, несомненно, был культурным центром всего мира, городом редкой привлекательности и энергетики. Едва выйдя из войны, французская столица переживала теперь один из самых богатых периодов в своей истории: Сезанн, умерший в 1906 году, еще не стал “классиком”; Пруст только что опубликовал роман “У Германтов”; Пикассо закладывал основы своего кубизма; Жид находится на пике, а о Кокто судачил весь Париж. Город был полон лохматых калек, начинающих поэтов, всех видов светских львов и наследниц Сафо. Город также привлек к себе небольшую общину американских художников и интеллектуалов, стремившихся избежать “возвращения к порядку”, бушевавшему по другую сторону Атлантики. Акт конгрессмена Волстеда, усиливший запрет на распространение алкоголя и цензуру, был направлен на то, чтобы отслеживать малейшие следы любой непристойности <…> Для американских художников нужно было искать место где-то вне этого, например, в Париже, который Эзра Паунд считал “поэтической сывороткой”, которая одна может “спасти английскую литературу от самоубийства и запоздалого разложения, а американскую литературу – от самоубийства и раннего разложения”».[160]
В Париж супруги приехали незадолго до Рождества 1921 года. Они провели первые несколько дней в небольшом отеле на улице Жакоб, а затем поселились в доме № 74 по улице Кардинала Лемуана, что в 5-м округе. Их квартира не имела всех современных удобств: небольшая и сравнительно темная, она обогревалась печкой, а в качестве ванной у Хемингуэев был лишь большой таз, который прятали в шкафу. Но они были молоды, влюблены, и город раскрыл им свои объятия. Они бродили по нему, пораженные красотой памятников, обаянием книготорговцев и низкими ценами в ресторанах.
Надо сказать, что у Хэдли было наследство в 3000 долларов. При этом зарплата Хемингуэя в качестве иностранного корреспондента канадской газеты «Торонто Стар» не превышала 75 долларов в неделю. Но зато у него была полная свобода в выборе материала, правда, редакция оплачивала только опубликованные статьи. В послевоенном Париже за 1 доллар давали 12 франков, а за 7 франков (то есть за 60 центов) можно было неплохо пообедать.
Эрнест Хемингуэй, в отличие от многих богатых бездельников, мог рассчитывать только на себя. Литература денег не приносила, поэтому он просто вынужден был совмещать напряженный писательский труд с не менее трудоемкой работой журналиста. В книге «Праздник, который всегда с тобой» Хемингуэй пишет, что у него был всего один приличный костюм и пара хороших туфель для соблюдения социальных условностей.
Денег катастрофически не хватало, и Хемингуэй нанялся работать спарринг-партнером для профессиональных боксеров-тяжеловесов, что позволяло заработать 10 франков за один раунд. Но к 1923 году, когда наследство Хэдли закончилось, они с трудом находили 7 франков на обед. Первый сборник «Три рассказа и десять стихотворений», конечно же, потешил самолюбие Хемингуэя, но книгу мало кто заметил, да и денег она практически не принесла.
Готовя к публикации восстановленный подлинный текст книги «Праздник, который всегда с тобой», сын Хемингуэя Патрик писал: «Новое поколение читателей <…> имеет возможность прочесть опубликованный текст, который является менее препарированным и более полным вариантом оригинального рукописного варианта, задуманного автором как воспоминания о парижских годах, когда он был молодым формировавшимся писателем, – об одном из счастливейших переходящих праздников».[161]