«Что лежит за этим зрелищем, за этой декорацией? Что скрывают эти прямые улицы? Нутро зданий за этой украшенной поверхностью содержит немало сюрпризов. Всякий, кто проникнет за эту ширму, откроет нечто совершенно иное: иногда очаровательное, но гораздо чаще никчемное; короче говоря, вещи, которые не видны прохожим через окна. В каждой квартире “формальные” комнаты, где производится прием посетителей, гостиная, столовая, комнаты, окна которых выходят на улицу, скрывают комнаты, в которых ведется повседневная деятельность, считающаяся недостойной дневного света, даже постыдной: кухня, ванная комната, туалет и т. д. Выстраивание перспективы сопряжено с “инсценировкой” повседневной жизни; оно организует ее; сцена определяет бесценное, то, что должно быть не здесь, а там: мы не раздеваемся на улице или в гостиной, мы занимаемся любовью на супружеском ложе (как принято считать); мы едим в столовой, но мы не готовим в ней. Распределение ролей в повседневной жизни не является функциональным в функционалистском смысле, но оно необычайно жестко определяет деятельность в пространстве с целями камуфляжа и представления в квазитеатральной манере; обстановка и стили мебели (остекленный кабинет, двуспальная кровать, комод, сервант, стол и т. д.) подчиняются этому привычному порядку подчеркивают его, монументально организуя пространство вплоть до малейших деталей. И этот порядок скрывается, но также раскрывается (в силу своей предписанности) фасадом. Фасад, таким образом, обладает множеством “свойств”; это не просто более или менее украшенная поверхность. Он характеризует образ жизни. Он определяет городское пространство и его использование (то, каким образом оно “используется”). Он обладает властью».[182]
На улице. 1945 год
По мнению Анри Лефевра, нынешний Париж – это «вездесущий и замаскированный город». И вряд ли кто-то из выходцев из Северной Африки способен понять и во всех красках описать его.
Вот и получается, что очень трудно теперь описать Париж без обращения к прошлому, без впадания в ностальгию и сожалений о потерянном рае. Только вот все эти сожаления не имеют отношения к действительному прошлому, ведь, например, еще 100–150 лет назад вместе с красотой в трущобах Парижа царствовал туберкулез.
Однако если все же как-то абстрагироваться от всего этого, то тот Париж, который был воспет Бальзаком, поистине великолепен. А Оноре де Бальзак в своей «Человеческой комедии» писал о французской столице так:
«Париж – это настоящий океан. Бросьте в него лот, и все же глубины его вам не узнать. Обозревайте и описывайте его, старайтесь как угодно: сколько бы ни было исследователей, как ни велика их любознательность, но в этом океане всегда найдется не тронутая ими область, неведомая пещера, жемчуга, цветы, чудовища, нечто неслыханное, упущенное водолазами от литературы».[183]
Очень точно подмечено! И при желании в современном городе еще можно найти какой-нибудь тупичок Монмартра, где сохранился прежний Париж. Но, к сожалению, эти тупички не входят в стандартные туристические маршруты, и приехавших в Париж больше привлекают помпезные Елисейские Поля, дикий по своей уродливости квартал Дефанс (аналог московского Сити) и витрины какой-нибудь Авеню Монтень (аналог московских ГУМа и ЦУМа).
Однако можно, если есть время, которого у туриста почти никогда нет, взять книгу Андре Моруа и пойти с ней, как с путеводителем, куда глаза глядят.
Писатель рекомендует, обращаясь к своей «иностранке»: