Париж слезам не верит

— Я хотел сказать… Я… мы с братом, мы очень сожалеем о том, что тогда случилось. Наша глупая выходка стоила вам флигель-адъютантства… Простите меня.

Воронцов был готов поклясться, что короткие ресницы друга дрожат.

— Я ни о чём не жалею. Напротив, — быстро проговорил тот. — Это надо было сделать. Ваш наставник получил по заслугам.

Лицо великого князя просияло и тут же потухло.

— О нет. Генерал Ламсдорф желал нам добра. Видно, с нами по-другому было нельзя. Но вы… я всегда вас помнил.

В это время в конце аллеи появился второй великий князь. Он догонял брата, а когда приблизился, тоже воззрился на Бенкендорфа чуть ли не с обожанием. Царевичи хлопали глазами и были необыкновенно похожи друг на друга каким-то единым выражением лиц. Старший Николай казался довольно красив, но не той мягкой, женственной прелестью, которая исходила от императора Александра. У него был чеканный профиль римской статуи, дерзкий взгляд и серые холодноватые глаза навыкате. Что касается Михаила, то этот удался меньше. Невысокий, конопатый, со вздёрнутым павловским носом, он всё время поглядывал на брата, признавая его главенство.

— Вы должны знать, — продолжал Николай, обращаясь к Бенкендорфу. — Мы тогда ни слова не сказали. И если вы думаете…

— Я знаю, — остановил его Шурка. — Если бы ваше императорское высочество отличалось меньшей молчаливостью, меня отправили бы не на Кавказ, а в Сибирь.

Николай внутренне возликовал.

— Значит, вы не винили нас?

— Смею сказать, я гордился.

Они пошли вместе по дорожке, разговаривая уже спокойнее.

— Меня женят, — сообщил великий князь. — Прелестная девушка. Прусская принцесса Шарлотта.

Бенкендорф воспринял известие как должное.

— Я тоже надеюсь вскоре обзавестись семьёй, — сказал он, поддерживая солидный тон беседы.

— Рад буду увидеть вашу избранницу при дворе, — благосклонно заявил Николай.

Тем временем вдалеке за деревьями замаячили адъютанты. Они искали великих князей и настойчиво звали их. По лицу старшего промелькнула досада. Взгляд младшего выразил полную покорность.

— Нас пасут, как телят, — с раздражением бросил Николай. — Прощайте. Не говорите никому, что мы с вами виделись. Нам до сих пор запрещено подходить к вам на расстояние выстрела! — Он взял брата за руку. — Надеюсь ещё встретиться.

Великие князья опрометью бросились бежать туда, откуда доносились голоса свитских, а Бенкендорф остановился, снял шляпу и промакнул лоб платком.

— Младшего им удалось сломать, — пробормотал он. — А из старшего можно подковы ковать.

Воронцов молчал, выжидающе глядя на друга. Случай был не таков, чтобы расспрашивать. Но Шурка всё же посчитал нужным дать объяснения.

— Ты же знаешь, где я служил до Кавказа, — начал тот. — Вечные дежурства. Мне случалось стоять на карауле у классной комнаты этих юных господ. Их учитель Ламсдорф, скотина… — Шурка замолчал, видимо, подбирая слова. — Ну, и детки тоже не подарок. Упрямые, шкодливые… Хотя, с другой стороны, мальчишки как мальчишки. Что-то понимали. Что-то пропускали мимо ушей. Николя давалась геометрия и не давалась латынь. Ламсдорф орал на них, как в казарме. Младший просто залезал под парту. А старший дерзил, огрызался. Его лупили по пальцам линейкой и даже шпицрутеном. Однажды я не выдержал, вошёл в класс, когда этот мерзавец, вытрясая из парня латинские корни, так шарахнул его головой об стену, что ребёнок потерял сознание. В общем, я оттащил Ламсдорфа в сторону и пригрозил ему, что если он ещё раз посмеет… я повешу его на собственных аксельбантах. — Бенкендорф перевёл дух и вымученно улыбнулся. — Только не думай, пожалуйста, что я не докладывал вдовствующей императрице и даже государю. Но этот старый козёл внушил им, что мальчишки тупые и злобные, если не сломать их своеволия, они станут, как Константин Павлович. Этого все боялись. И позволяли Ламсдорфу делать, что он считает нужным.

— А что за взрыв? — спросил Воронцов.

— Взры-ыв, — протянул Христофорыч. — Взрывом всё закончилось… Наверное, они решили отомстить. И Николя, я говорил, что он неплохо соображает в технике, смастерил бомбу. Довольно примитивную. Вроде пехотной гранаты, с длинным запальным шнуром. Они хотели пронести её в класс и напугать Ламсдорфа. Я дежурил и вскрыл злодейство. Но знаешь, вместо того, чтобы изобличить их, я развинтил конструкцию, проверил, всё ли на месте, высыпал две трети пороха, а то можно было этаж снести, и посоветовал им залезть под парту, перед тем как рванёт. Нд-да, — Бенкендорф задумался. — Рвануло так, что вылетели стёкла. Ребят, к счастью, не задело. Ламсдорф весь в побелке выскочил из класса, вопя, что его хотят убить. Великих князей подвергли экзекуции. Я поехал на Кавказ. Если бы кто-нибудь из них проболтался, что я видел бомбу…

— А как же история с запертым государем?

— Было и это, — кивнул Шурка. — Двумя месяцами раньше. Меня простили.