Париж слезам не верит

— Я не хочу никого вмешивать с нашей стороны. И так у вас будут неприятности. Сначала Малаховский возмущался нарушением правил. Педант. — Сашины губы презрительно искривились. — Но когда я напомнил ему, что он теперь служит в русской армии, а у нас законы насчёт поединков весьма строги, ясновельможный пан изволили с крайнею неохотою согласиться.

— Даже помолиться за вас и то толком нельзя! — с раздражением бросил граф. — Ступайте.

Казначеев взял коробку со стола и ровным шагом проследовал к двери. Он знал, что его сиятельство, чуть только створки захлопнутся, сядет работать и будет остервенело лопатить бумаги одну за одной, лишь крайней сосредоточенностью выдавая внутреннее напряжение.

Утро едва золотило верхушки буковых деревьев. У корней ещё царила зеленоватая мгла. Венсенский лес дремал, прищурив корявые веки, когда Саша въехал под его сень с западной, наиболее запущенной, стороны. Здесь и днём-то бывало немноголюдно. А в предрассветный час только сонные птицы, вспугнутые стуком копыт, взлетали и снова садились на тяжёлые ветки. Казначеев огляделся по сторонам, ища противника. Малаховский расхаживал у раскидистого дуба, росшего особняком на лужайке. Поляк был один.

— Вы задержались, господин полковник! — воскликнул он, едва завидев врага.

Адъютант невозмутимо вытащил из кармана серебряный брегет, щёлкнул крышкой, посмотрел на циферблат, затем, прищурившись, на небо и покачал головой.

— Пять ровно, как условленно.

— Ваши часы опаздывают!

— Возможно, ваши спешат. — Александр сохранял ледяную вежливость. Между ними уже всё было сказано, к чему препираться? — Начнём, пожалуй.

Казначеев спрыгнул с седла и привязал своего мерина у кустов рядом с лошадью противника. Животные мирно пощипывали листья, не проявляя друг к другу ни малейшей неприязни.

— Повторим условия, — потребовал Малаховский. — На пистолетах. Десять шагов. Стреляем, пока один не упадёт.

— Пока не будет убит, — уточнил Саша. — Согласитесь, ведь можно и поскользнуться.

Малаховский кивнул. Его раздражало самоуверенное спокойствие полковника. Хотелось вывести его из себя, заставить кипятиться. У этих русских свинцовая кровь!

Саша демонстративно продул пистолеты.

— Воспользуемся вашими или моими?

— Каждый своим, — бросил генерал, извлекая из кожаного саквояжа крупнокалиберный кухенрейтер.

Казначеев не смог сдержать улыбку.

— Вы собрались охотиться на слонов?

— Нет, — поджав губы, заявил поляк. — Хочу добить вас наверняка. Однажды вы уже улизнули.

Он вынул саблю, воткнул её в землю и отсчитал десять шагов. В этом месте полковник оставил свой клинок. Затем противники повернулись друг к другу спинами и двинулись к разным сторонам поляны, считая про себя. Было договорено отмерить ещё десять шагов. Почти одновременно они обернулись лицом друг к другу, подняли пистолеты и по взаимному кивку начали сходиться. Александр не торопился спускать курок. По совести трудно было определить, какая сторона «оскорблённая» и кому первому стрелять? Но с формальной точки зрения, оскорбителем был Казначеев. Видимо, Малаховский так и считал, потому что, не пройдя пяти шагов, нажал на курок.

Адъютант сначала увидел белое облачко у ствола поляка, а потом услышал выстрел. Надо признаться, кухенрейтер хлопал, как железная дверь. А бил… без промаха. Леше обожгло правое бедро. К счастью, он стоял боком, пуля прошла навылет, разорвав мундир, кожу и мышцы. Целился Малаховский явно в живот, чтобы потом сказать, что хотел попасть в ногу — известный трюк. Но, видать, рановато бахнул.

Зато теперь все козыри были на руках у Казначеева. Выдержав первый выстрел, он имел право подозвать противника к барьеру и бить по нему, как по неподвижной мишени. Это жёсткое правило почти не оставляло поляку шансов. Не позволяя себе отвлекаться на боль, полковник сделал Малаховскому знак приблизиться. Но тот не двинулся с места. Допустив один промах, он не собирался идти на поводу у дуэльного кодекса. Вот если бы были секунданты! Тогда бы генерал не ударил в грязь лицом и пошёл бы к покачивавшейся сабле. А сейчас… кто их видит? Кто сможет доказать?

— Стреляйте! — поляк сплюнул под ноги. — А то истечёте кровью.

В его голосе слышалась насмешка. Саша понимал, что противник прав: дырка у него в бедре здоровенная, скоро начнёт кружиться голова, и он не сможет как следует прицелиться. Если же Казначеев промажет, то невредимый Малаховский быстрее перезарядит пистолет и добьёт его уже без всяких правил, пока сам адъютант будет только хромать к своему ящику с дуэльными принадлежностями. Не думая более ни секунды, Саша спустил курок.