Париж слезам не верит

— Вон на плане нарисована бумажная фабрика за рекой. — Лиза глянула в сторону всё ещё лежавшей на полу карты. — Осмелюсь предположить, что вы не один наследовали имение вашей тётушки. Обычно полотняные и бумажные фабрики строят вместе, чтобы использовать для второй отходы от первой. Когда земли делили, фабрики разорвали. Мне кажется, что ваш управляющий заставляет крестьян продавать холст по цене брака. Сам делит с соседями барыши, а мужики разоряются.

«Я всё поправлю!» — хотел сказать Воронцов, но вовремя спохватился, что лично он уже ничего не сможет изменить. Ни наказать вора, ни починить мост, ни возобновить полотняное производство. Круглое со всеми его бедами, ставшее неожиданно таким понятным, уходило от него. В другие, заботливые, руки. Графом овладела досада.

— А сено? — спросил он.

— С сеном, ваше сиятельство, я и сама не понимаю, — виновато отозвалась девушка. — Можно я у мамы спрошу? Право же, она лучше разбирается.

— Делайте, как считаете нужным, — отозвался Михаил. — Это теперь ваше.

В его голосе прозвучало столько грусти, что Лиза невольно расстроилась.

— Хотите, я с вами разберу бумаги по другим имениям, и вы их тоже полюбите? — простодушно предложила она.

Воронцов не знал, сердиться на неё или смеяться.

— Может быть, Лиза так и следует поступить, — вздохнул он. — Плохо, когда руки доходят до своих владений лишь при продаже. Но я пока не в отставке, и времени у меня куда меньше, чем вы даже можете себе вообразить.

При этих словах барышня ужасно огорчилась. Она сделала вывод, что, таким образом, гость вежливо даёт понять: как только купля закончится, его здесь больше не увидят. А ведь она почти привыкла к нему.

Конечно же, его сиятельство не изволил заметить мимолётной смены настроения собеседницы и, простившись, уехал домой, погруженный в собственные мысли. В субботу состоялось подписание всех бумаг. А за день до этого генерал в последний раз заглянул в Сент-Оноре. Оставались сущие мелочи. К часу должен был прийти нотариус, чтобы ещё раз всё проверить. В ожидании его визита Лиза показывала гостю коллекцию матушкиных гемм, с которыми Александра Васильевна не расставалась.

— Она в них ничего не понимает, но поскольку это подарок покойной государыни, то дороже у maman только этот портрет. — Девушка скосила глаза на изображение светлейшего князя. Лиза явно о чём-то хотела спросить, но не решалась.

Михаил Семёнович подбодрил её:

— Вас что-то беспокоит?

— Я не знаю, уместно ли об этом говорить, — начала барышня, а потом скороговоркой выпалила: — Все потихоньку судачат, будто государь намерен освобождать крестьян. Вы думаете, это правда?

Воронцов так опешил, что сел на стул без разрешения.

— Речь его величества в Варшаве… позволяет надеяться… Лиза, зачем вам это?

— А вы? Вы как думаете? — горячим шёпотом повторила она.

Михаил внутренне подобрался.

— Я думаю, без этого не обойтись.

— Почему?

— Потому что грешно владеть людьми. Мы не турки.

— Многие разорятся, — сдвинув брови, сказала Лиза. — Вы, например, считали, сколько на этом потеряете?

Граф пожал плечами.

— У меня очень скромные потребности. За то время, пока служу, издерживал из своих доходов какой-то мизер. К тому же есть ведь недвижимость, земля, золото, коллекции картин. Всё это стоит денег. Такие богачи, как мы с вами, несильно обеднеют.

— А семьи, у которых нет ничего, кроме имений? Как у моих кузин Раевских? — настаивала девушка.

Михаил потёр ладонью лоб.

— Казна должна выкупать у помещиков и людей, и землю для них. Тогда разорения не произойдёт.

— Тогда разорится казна, — рассмеялась Лиза.

— Ничего, — с неожиданной жёсткостью прервал её генерал. — В минувшую войну и ополчения, и квартирование войск, и формирование новых частей — всё из дворянских карманов было сделано. А у крестьян и фураж, и лошадей, и дрова, и хлеб за так брали. Пора платить. Очень благородно отказываться от контрибуции, а своим не возвращать ни копейки!

Они не успели договорить, потому что явился нотариус, и беседу пришлось прервать. На этот раз Михаил Семёнович покинул особняк со смешанным чувством. Ему вовсе не улыбалось открыто обнаруживать свои взгляды. Немного пугало, что Лизу интересуют подобные вещи. Но с другой стороны, чего ждать от барышни, ведущей хозяйство? К счастью, подписывала бумаги сама графиня. А то уж он беспокоился, что и тут Лиза будет всему дому голова.

Что же касается мадемуазель Браницкой, то она была удивлена столь твёрдыми суждениями графа. Между ним и Раевским выходила заметная разница, хотя оба желали по сути одного и того же. Александр, говоря о крестьянах, всегда впадал в исступление и призывал термидор на головы злодеев-помещиков. Воронцов же смотрел на дело практически и не видел в нём потрясения основ.