Париж слезам не верит

«Весьма!» – не мог не отметить граф. Вкус Бенкендорфа никогда не подводил. Вечно ему доставалось все самое лучшее! Мазурка кончилась, Шурка повел даму к ее месту рядом с Раевскими, но дорогой споткнулся глазами о Воронцова и остановился.

– Лиза, а где матушка? – спросил он у спутницы.

Та посмотрела по сторонам и, увидев старую графиню, вероятно, выходившую перед этим, удовлетворенно кивнула:

– Пойдемте, Шура, надо поздороваться с их сиятельством и представить его maman.

Они приблизились. Мадемуазель Браницая присела в глубоком реверансе, Михаил наконец поцеловал ей руку. Граф все еще не мог осознать, что перед ним та самая барышня с четырьмя зонтиками. Хотя ничего особенного в ней не изменилось. Здесь, на балу, она держалась так же уверенно, как при прощании с ними в парке. Лицо спокойное, мягкое, полное достоинства. Движения плавные, грациозные. Ничего нарочитого, показного, чересчур оживленного. Или, напротив, холодного. Ни высокомерия. Ни панибратства. Два дня назад Лиза выглядела почти по-деревенски. Сегодня было видно, что значительную часть жизни она провела при дворе и гораздо более искушена, чем могло показаться.

Бенкендорф и Воронцов проследовали в ротонду к старой графине, а мадемуазель Браницкая вернулась на свое место. Было бы неприлично, если бы в общем разговоре она показала, что познакомилась с графом раньше, чем ее почтенная матушка.

Михаил Семенович внутренне подобрался, приближаясь к креслам, где графиня, оккупировав круглый стол, азартно резалась со своими товарками в «Никитичны». Карты с хрустом летели на наборную столешницу, старушки радостно вскрикивали, выигрывая мелочь, и ворчали, когда удача выскальзывала из их морщинистых пальчиков.

– Ваше сиятельство, – начал Бенкендорф, кланяясь, – позвольте представить вам моего друга, генерал-лейтенанта, графа Михаила Семеновича Воронцова, о котором я вам вчера говорил.

Александра Васильевна сидела к ним вполоборота. Она величественно повернула голову, и граф должен был констатировать отсутствие семейного сходства. Это была женщина-великан. Полковая мортира. Ростом с часового у императорских покоев. Рядом с ней хрупкая Лиза казалась ребенком. Полное и важное лицо госпожи Браницкой сохранило прекрасный цвет, ее ясные голубые глаза под кустистыми бровями смотрели внимательно и как-то молодцевато. Тяжелые белые руки могли принадлежать античной статуе, а не даме ближе к семидесяти.

– Боже мой, – вырвалось у нее при виде Михаила. – Как вы похожи на отца!

Воронцов был польщен и озадачен.

– Вы знали графа Семена Романовича, мадам?

Казалось, она его не совсем поняла.

– Семена Романовича? – переспросила почтенная дама. – При чем тут… Ах да, графа Семена. Ну, конечно.

Михаил вспомнил, что Бенкендорф назвал ее «властной и беспомощной», «капризной и впавшей в детство». Или как он там выразился? У старушки не все хорошо с головой. Между тем Александра Васильевна смотрела на генерала во все глаза, буквально пожирая на месте. Если бы не ее возраст, такое внимание к молодому мужчине было бы почти неприличным.

– Кати Сенявиной сын, – задумчиво протянула графиня. Недоверие сменилось на ее лице подобием обиды. – Сенявиной сын…

– Ваше сиятельство, я вчера имел честь говорить вам об имении, – взял дело в свои руки Бенкендорф. – Граф изволит продавать земли в Белоруссии.

– Да, верно, – оживилась Браницкая. – Ты, Шурочка, что-то плел весь вечер, не могу вспомнить. А велики ли имения?

– Бывшее воеводство под Полоцком, – отозвался Михаил. – Если ваше сиятельство благоволит заинтересоваться, я готов предоставить планы, описания и подушные сказки.

– Пустое, – оборвала графиня. – Буду торговать, тогда и посмотрю. А дорого ли просишь?

– Полтора миллиона.

Пожилая дама расхохоталась так, что зеленые ленты на ее чепце задрожали в такт хрустальным подвескам жирандолей.

– Много мотаете, молодой человек, – заявила она без тени осуждения. – Да вам есть в кого. Приезжайте-ка к нам завтра после обеда, часам к пяти, вместе с бумагами. Сядем ладком и поговорим мирком.

Такое начало обнадеживало. Шурка незаметно подтолкнул друга локтем в бок.

– А теперь ступайте, потанцуйте, – благодушно махнула рукой графиня. – Нечего вам, молодым, возле старых колод тереться. Полно девок в зале у стен сидит!

Генералы покинули ротонду и снова очутились среди шумной кутерьмы.

– Пригласи Лизу на котильон, – зашипел Христофорыч. – Не стой столбом.

– Да не танцую я котильона, – с досадой цыкнул на него Михаил. – Очень шустрый танец. Вот будет полонез…

В это время их внимание привлек шум из дальнего угла зала. Там происходила ссора, и не шуточная. К глубочайшему изумлению командующего, в ней участвовал его тишайший адъютант. Казначеев стоял навытяжку перед уланским генералом в новенькой сине-желтой форме Польского корпуса и сжимал в руках перчатку. Было очевидно, что он только что надавал ею противнику пощечин.