Захвата унтер-офицера было достаточно, чтобы разрушить меры, принятые после терактов начала 1980-х годов – усиленные антитеррористической тревогой в основных американских инфраструктурах после нападения RAF на Школу подготовки офицеров НАТО в декабре 1984 года. Таким образом, ни одна цель не была в безопасности. Должно быть, в службах по борьбе с повстанцами царил гнев.
Однако в движении и среди немецких левых развернулась очень яростная дискуссия. Можно ли было казнить американского солдата, чтобы проникнуть на базу? Разве нельзя было нейтрализовать его на необходимое время?
Американский солдат Пименталь был казнен не в качестве примера и не из-за антиамериканского расизма. Коммандос принял решение, взвесив риски, связанные с компрометацией действий и риском подвергнуть себя опасности. На вопрос о том, не несправедливо ли казнить члена вооруженных сил империалистического угнетения, большинство ответило отрицательно. И этот ответ был основан на положении миллионов угнетенных людей в Европе, Африке и на Ближнем Востоке, которые подвергаются империалистической агрессии с франкфуртской базы и чье сознание попало в тиски оппортунистической политики и национальных границ. Предчувствуя грядущую войну и интернационалистское преодоление, мы действовали не только в Германии вообще, но и в самом сердце базы мировой контрреволюции. Для нас это была освободительная борьба, которая велась везде, где ее вел враг.
Насилие коммандос Джорджа Джексона невозможно понять без его антипода: насилия капиталистической экономической структуры и милитаризма, которые ее характеризуют. Это империалистическое насилие концентрируется в конкретных местах, где война приобретает зримую форму и распространяется по всему миру. Авиабаза Ханн была одним из таких мест в Европе. И эту акцию следует рассматривать в контексте того времени, в частности, масштабов мобилизации против расширения западной взлетно-посадочной полосы аэропорта, которое было введено в эксплуатацию ВВС США в 1984-19 годах.
Для Малкольма Икс тот, кто отказывается говорить о насилии, может изгнать слово «революция» из своего лексикона. Вооруженная борьба остается единственным политическим действием, которое постоянно относится к основному стратегическому процессу. Поскольку она является его синтезом, применение оружия определяется противоречиями, которые ведут к генерализации империалистических конфликтов. Столкнувшись с насилием буржуазного порядка, применение оружия укореняет революционное насилие. Со времен Бланки вооруженное действие подготавливает восстание пролетариата, единственное, способное свергнуть рамки эксплуатации и обслуживающий ее милитаризм.
Критика оружием участвует в оспаривании монополии государства на насилие. Насилия, поставленного на службу эксплуатации одного класса другим. Будучи автономной, партизанская война, тем не менее, является диалектическим элементом революционного движения. Одно и другое формируют друг друга в ходе борьбы. Партизан без движения – ничто. А без партизанской войны движение никогда не достигнет того уровня насилия, который необходим для борьбы.
Единственное, что имело для нас значение, – это повышение пролетарского сознания. Во все времена «Прямое действие» ожидало, что конфликт потребует партизанской войны, которая подтолкнет массы к разрыву с системой, способствуя возникновению солидарности всех пролетариев.
Глава 9. Атака на Партию предприятия[57]
(конец 1985 – конец 1986)Сентябрь 1985 года. Нам надо было идти навстречу движению. Обсуждение и дебаты были обязательным требованием. Мы хорошо понимали, что между европейским партизанским движением, которое решило участвовать в международной борьбе, и движением, которое все больше увязало в своих столичных и местных интересах, даже в блужданиях настоящего без прошлого и будущего, – в течение нескольких месяцев происходило разъединение. На самом деле движение было неумолимо пропитано доминирующими темами идеологического контрнаступления тех лет. Повсюду оно отказывалось от революционных призывов, пробужденных маем 1968 года. Повсюду оно цеплялось за усыпляющие «новинки» идеологии «постмодерна».
Разрыв был тем более очевиден, что наше наступление ускорило две тенденции: буржуазного контрнаступления и процесс фашизации.
Во-первых, все это стало поводом для отрицания, осуждения и разоблачения. Бывшие революционные боевики должны были дать гарантии властям. Они должны были осудить партизан и «террористов АД». Так они увековечивали полусвободу авторизованного протестующего, так они могли продолжать лепетать о «революционности» над трупом революционного импульса.