Он ложится ничком, и Баки с победным воплем седлает его бедра, легко сдавливает плечи, наваливается грудью на спину, и в голову Стива бьет пьянящий коктейль из запаха разгоряченного тела, двусмысленности позы, полупьяного шепота, твердых коленей, сжимающих бока, и пальцев, припечатавших к полу запястья. Он с трудом ухитряется постучать ладонью по полу.
— Это уже не драка, — тяжело шепчет Баки, не торопясь выпускать признавшего поражение.
— В драке я не сдаюсь, — хрипит Стив, но ухитряется улучить момент, вывернуться и накинуть на голову Баки одеяло. — Не драка, — повторяет он, — но ты мой друг, а значит, так не должно быть, — и срывается прочь в ледяной туалет, пока не сказал большего.
— Эй, а если я не против? — кричит Баки ему в спину, но Стив предпочитает думать, что ему послышалось или Баки незаметно добавил в кипяток самогон.
— Я буду врать ему до последнего, — говорит Стив, глядя в зеркало на свое отражение, взмокшую челку, лихорадочный румянец и слишком яркий блеск глаз. — Он не должен знать.
Через три дня Баки дарит ему слегка потекшую от дождя афишу и настойчиво требует, чтобы Гэри Купер торчал на стене комнаты, пока Стив наконец-то не выпаливает:
— Да я лучше твой портрет повешу!
И, конечно, вовсе не вина Стива, что в квартире случаются такие сквозняки. Подарок через неделю выносит в открытое окно, а Купер с тех пор становится табу, и даже два четвертака, отложенных для похода на его новый фильм, они спускают на полфунта говядины — Стив, и несколько кварт пива — Баки, не сговариваясь.
— Тони.
— Роджерс.
Старк чудовищно, до отвращения, трезв. Стив ощупывает глазами помятые джинсы, набрякшие нижние веки, крепко сжатые челюсти и примирительно выворачивает вверх ладони.
Наташа не следует за размеренной процессией, требуя себе еще один бокал к бассейну, а Стиву кажется, что Т’Чалла, Старк и он замыкающим несут на плечах тяжеленный железный гроб. Только он не уверен чей. Возможно, его собственный.
То, что он собирается сделать, ему не простится. Даже если будет, у кого просить прощения, и о чем сожалеть всю оставшуюся жизнь. За несколько последних часов он вновь потерял Баки, и все еще чувствует фантомную боль от железной руки, сомкнувшейся на горле на вертолетной площадке. Сегодня это куда больнее. Но Баки, если бы хотел, то признался бы сам, а Зимний Солдат не может не выполнить приказ. Смешно, но их со Старком стремления на сей раз совпали — обоим нужна всего лишь правда. Как жить с ней, Стив решит позже.
Коридоры дворца тихи и странно безлюдны, а в помещении с криокамерой слепящий люминесцентный свет, в котором даже живые лица кажутся синеватыми и бескровными. Т’Чалла не смотрит на него, но и на Старка тоже, лишь пожимает плечами и выходит, с грохотом опуская за дверью непроницаемый металлический занавес.
— Надеюсь, ему еще не окончательно выморозило мозг, — бормочет под нос Тони, но Стив видит, как напряжено его тело, когда он поворачивается спиной, чтобы запустить кнопку отключения криосна.
Стив пятится к стене, поправляя заткнутый сзади за пояс блокнот, и молчит, пока Старк колдует над приборами и за стеклом криокамеры легкая изморозь сменяется влагой, а потом вентиляторы гудят, нагнетая туда горячий воздух.
Старк отходит к противоположной стене и издали вглядывается в то, как на щеки Баки возвращается розоватый цвет, как вздрагивают ресницы и губы раскрываются в первом глубоком вдохе.
Старк молчит — и если бы Стиву не хватило потрясений на сегодняшний день, то это стало бы самым удивительным событием со дня его собственной разморозки.
Старк. Молчит.
Только заводит за спину правую руку, когда дверь камеры отъезжает в сторону и Баки, словно ранним утром с постели, делает шаг на нетвердых ногах.
Стив готов ринуться наперерез, броситься на пути луча репульсора, как есть — в одной футболке и без щита, хотя после этого точно не сложится разговора, а он твердо намерен получить у Баки — или кем бы он там ни был — ответы.
— Всем привет, — говорит Баки, и Старк выбрасывает вперед руку. Прежде, чем двинуться с места, Стив видит в ней обычный телефон и слышит: «Желание».
— Оу! — губы Баки кривит усмешечка, и он опирается спиной о круглый бок криокамеры.
В душе Стива происходит борьба между наихудшим и просто плохим вариантом. В обоих случаях он готов драться, а женский голос из динамика продолжает:
— Семнадцать.
— Рассвет.
…
— Один.
— Русская актриса, — наконец говорит Старк и переползает взглядом с Баки куда-то на колени Стива. — Произношение идеально.
Рука Баки сжимается, глаза загораются злым огнем, и на «грузовой вагон» он выпрямляет спину, с кошачьей грацией складывается пополам и едва не падает, пытаясь упереться несуществующим железным кулаком в пол.
Стив тут же летит, желая подхватить, но его опережает громкое:
— Доброе утро, солдат.
Баки балансирует, разводит пятки, вытягивается в струнку и смотрит невидяще куда-то на идеально белую панель стены:
— Я готов отвечать.
1943
— Почему ты молчишь?