Паштет из соловьиных язычков

Он встал, подошел к столу и взял в руку одно из яиц. Было оно большим и продолговатым. Марк разломил его и увидел, как белок ушел вверх, и в руке осталась половина яйца, из которого торчала голова крокодильчика!

Сдерживая рвотный позыв, Марк очистил вторую половину и в ладони его оказался самый натуральный крокодил. Только маленький. И, естественно, вареный. Взяв крокодильчика в руки, Марк попробовал небольшим усилием пальцев сломать его пополам, но из этого ничего не вышло. Скользкая вареная тварь была упругой, как соленый огурец!

Марк, взревев дурным голосом, выбросил вареного крокодильчика из пещеры, вытер руки о брюки и улегся на нары голодным. Есть такие яйца он не собирался.

Укрывшись шкурами, он закрыл глаза и попытался заснуть. Но сон не шел. Дело было в голодном желудке, который урчал и тем самым давал о себе знать. Перевернувшись на другой бок, Марк вспомнил Изю и слова Генриха Новицкого. Очищаемый? Кто это? Конечно, Марк! А до него Красс-старший. Интересное дело!

Выходило, что никакая чистка Крассу-старшему не помогла, хоть и продолжалась две тысячи лет. А сколько будет длиться чистка для Марка-младшего? Столько же? Дудки!

— Я сам себя почищу! — сказал вслух Марк.

Ему опять вспомнились слова Генриха. Двести ударов по мягкому месту? Мягкое место, наверное, задница. Какой она будет после такого воздействия? Понятно — отбитой и синей. Бедный Изя! Да еще и голодный…

Марк, поворочавшись на жестких досках, подумал о суслике. Вот кому жить хорошо. Что ни прилетит сверху, все жрать можно! Ведь суслики и понятия не имеют об этике, эстетике, кулинарной культуре и прочих таких же совершенно лишних для сытости вещах. Сволочи необразованные!

Мысли Марка вдруг приняли другое направление.

Дубинация? Нехорошее слово. От него так и прет синей задницей. Но за ним топчется какое-то другое. Тяжелое и страшное! Оно подталкивает дубинацию и желает занять ее место в мозгу Марка. И это слово настолько ужасно, что мозг не хочет воскрешать его. Но слову плевать на любые желания кого бы то ни было. Оно толкает несчастную дубинацию и делает твердый шаг вперед. Память Марка взрывается болью, он рывком садится на нарах, отбросив шкуры в сторону, и видит на стене перед собой кровавые буквы. Они горят алым огнем и пульсируют, как зубная боль.

— Децимация! — хрипло читает Марк вслух.

Слово тут же исчезает со стены, но остается в памяти, впечатавшись в корку мозга своим шипастым телом.

— К черту! — произносит Марк-младший. — Я никогда не участвовал в этом варварстве!

Он трясет головой, но шипы крепки и длинны. Слово остается на месте.

— Это делал мой отец! — кричит он в стену, зачем-то оправдываясь перед ней. — Его легионы не хотели идти в бой против Спартака! Кто-то боялся, а кто-то сочувствовал. А я тогда был еще совсем маленьким!

Но нет, нет и еще раз нет! Память диктует другое. Губы Марка шевелятся, и в мозгу его всплывают картины давно прошедших лет. Одна за другой…

В самый разгар сражения трибун и центурионы четвертой когорты были убиты, и вся она бежала с поля боя, подставив тем самым третью когорту под атаку с фланга. Третья и так захлебывалась кровью, потому что главный удар варваров пришелся именно на нее. Но она выдержала! И варвары были в итоге разбиты.

Солдаты четвертой когорты к вечеру вернулись в легионный лагерь. А куда им было деваться? По лесам рыскали недобитые отряды варваров, и они не давали пощады ни одному захватчику, в роли которых в очередной раз выступали римляне.

У бойцов позорной когорты отобрали доспехи и оружие (у кого оно было, так как часть легионеров во время бегства бросила его, тем самым облегчив себе ношу). А потом вывели из строя каждого десятого. Ох, как хотели легионеры третьей когорты поквитаться с трусами! Но суть децимации совсем не в этом. Суть децимации в том, что расправиться с частью мерзавцев предстояло другой части мерзавцев!

Им дали пилумы и прозвучал приказ. Каждая девятка, образовав круг, принялась забивать древками копий десятого. Почему именно древками? Потому что половина пилума деревянная, а вторая половина железная. Если дубасить железной частью копья, жертва умрет слишком быстро. А этого-то как раз и не нужно!

Марк, с ужасом окунувшись в действо, развернувшееся у него в мозгу, вглядывался в лица участников.

Половина легионеров работала древками пилумов с необычайной веселостью! Они смеялись и радостно ха́кали. В каждом их уверенном движении сквозила радость, что не они сейчас забиваемы насмерть, что не им достался этот тяжкий жребий.

Зато вторая половина колотила жертв с дикой злобой на лицах, пытаясь поскорее закончить эту страшную бойню. Они испытывали злость к себе самим. Так как убивали своих товарищей, не раз спасавших им жизнь; стоявших с ними плечом к плечу под натиском врага; делившими с ними последний кусок хлеба в трудных походах — да просто друзей, наконец!