Паштет из соловьиных язычков

Шейла что-то кричит, но Марк ее уже не слышит, так как скорость падения приличная. Он дергает нужный крючок, и нераскрывшийся парашют уходит опять-таки вверх. Марк дергает запасной. И — увы. Он тоже не раскрывается!

Марк не смотрит вниз, понимая, что жить осталось совсем чуть-чуть и потому никакое глядение не отдалит смерть ни на миг. Он пытается думать о завещании, незаконнорожденных детях, Шейле, неоплаченных счетах, но не может. Волосы по всему его телу встают дыбом и он плашмя, всей распластанной тушей, врубается в оранжевую сухую почву.

Ему нестерпимо больно в области паха, но он вскакивает на ноги, понимая, что жив! Надо же, он жив! Марк оглядывается в поисках… чего? Пах продолжает разрывать болью и приходит понимание, что нужно срочно сходить в туалет по-маленькому. Марк расстегивает ширинку, достает то, что нужно достать в таких случаях, и готовится облегчить себе жизнь. Но здесь происходит нечто странное.

Оранжевая земля вспучивается сразу во многих местах и из дырок в почве вылезают огромные, с собаку величиной, суслики. Они окружают Марка плотным косяком. Нет, не косяком — целым стадом, а может не стадом, а самой зверской на свете бандой, и, скрежеща зубами, подступают к вожделенному обеду все ближе и ближе!

И впереди этой зверской банды идет на задних лапах чемпион всех сусликов по суслячести. Даже не суслик, а сусляра, заматеревший до размера среднего волка! Зубы у него — точно звенья бензопилы! И клацают, как клацает дырокол в процессе своей протокольной деятельности. Сусляра с аппетитом зыркает глазами на то, что торчит из марковых штанов, раскрывает саблезубую пасть и рычит утробным человеческим голосом:

— Сожру!

Двусмысленность фразы и ситуации никак не укладывается в голове Марка, так как ему непонятно, что именно или кого именно хочет сожрать сусляра — самого Марка целиком или то, что торчит из его штанов?!

Вскочив с нар, он огляделся и увидел, что никаких сусликов нет, луна давно ушла, а первые лучи рассветного солнца уже проникли внутрь пещеры. Низ живота нестерпимо жгло желанием. Ругнувшись, Марк выскочил на площадку и стал справлять в пропасть нужду, злобно приговаривая при этом:

— Вот тебе, харя зубастая! На тебе дождик. Умойся, гад!

Облегчившись, он нырнул обратно в пещеру, растянулся на нарах с чувством выполненного долга, и вернулся в глубокий сон, в котором уже не было никаких сусликов, зато появилась тарелка с огромным говяжьим стейком, славно прожаренным на углях.

ПОРЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ

В пещере был кто-то посторонний. Марк понял это по шороху, раздавшемуся со стороны стола. Он тихо высунул голову из-под шкуры и открыл глаза.

Спиной к нему стоял человек. Из аккуратных разрезов на задней стороне смокинга, в который был одет этот человек, торчали два небольших белых крыла. Голову посетителя венчал цилиндр, ставший для Марка уже привычным. Но это был не Израиль Кноппер, поскольку тот при своем среднем росте имел откровенно сиротскую комплекцию.

Стоявший спиной к Марку ангел отличался крепким телосложением, но ростом был не выше полутора метра, что делало посетителя похожим на дубовый комод с крыльями в задней стенке и цилиндром, забытым кем-то на верхней крышке. Бритый затылок посетителя наводил на мысль о житейски умудренном ежике, который смог каким-то непостижимым образом вскарабкаться на комод и приспособить цилиндр себе под жилище.

Но одна общая с Израилем Кноппером черта у посетителя все-таки была и заключалась она в длинных пейсах, свисавших из-под цилиндра по обеим сторонам от бритого ежика.

— Привет! — сказал Марк.

Ангел вздрогнул спиной, поставил что-то на стол и, не оборачиваясь, направился к выходу. Марк вскочил с нар, в два прыжка догнал невежливого посетителя, схватил его за руку и сильным рывком развернул лицом к себе.

На него уставились два маленьких поросячьих глаза, застывших на круглом, плохо выбритом лице. Лицо это было плоским, и если и существовала какая-то выразительная черта на нем, проявилась она только в виде рубильникоообразного горбатого носа солидной величины. Вкупе с бритым затылком вся голова незнакомого ангела походила на земной глобус с воткнутым в него архимедовым рычагом. Казалось, если схватиться за рычаг рукой, можно будет вертеть головой ангела как душе угодно, вплоть до закручивания его тела в самый обычный штопор.

Пока Марк боролся с желанием немедленно подержаться за рубильник, чтобы проделать вышеописанную операцию, ангел пытался вырвать схваченную руку.

Сделать это не получилось, и он сказал натужно:

— Пусти!

— Ты кто? — спросил Марк, не пуская.

— Глаза разуй! — ангел все рвался и рвался из цепких пальцев.

Марк свободной рукой аккуратно снял с головы ангела цилиндр, поставил его на стол и, сложив из трех пальцев замысловатую фигуру, с размаху выдал в бритое темя щелбан потрясающей силы. В пещере раздался громовой треск и сразу же вслед за этим грянул исторгнутый ангельской глоткой вопль:

— Помогите! Убивают!