Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

Франц Иосиф, если это было его настоящее имя, обратился к толпе. Его голос, то звенящий, то вкрадчивый, обладал непостижимым свойством пробуждать бурные чувства, он безраздельно владел стонущей, почти рыдающей толпой молодых женщин и мужчин. Каждое его слово казалось исполненным глубочайшего смысла, влекло к нему все мысли и сердца. Толпа повиновалась ему, как оркестр дирижеру. Но о чем же говорил этот юнец? Что пытался донести до слушателей? Сэр Стаффорд не мог припомнить ни слова из этой зажигательной речи, едва она отзвучала, но чувствовал, что его задело за живое, что он тоже охвачен всеобщим воодушевлением. Но это ощущение быстро прошло. А толпа хлынула к высеченной в скале сцене, клубилась, вопила, тянула к нему руки. Некоторые девушки не помня себя кричали во весь голос. Многие теряли сознание. Он подумал: «Вот до чего мы дошли. Все подчинено лишь эмоциям, разгулу чувств. Дисциплина? Сдержанность? Теперь это и в грош не ставят. Никому ничего не нужно, главное, чтобы не мешали чувствовать. Какой же новый мир они могут создать, и что это будет за мир…»

Его спутница тронула его за локоть, и они выбрались из толпы. Они разыскали свою машину, и шофер, прекрасно, судя по всему, знавший здешние дороги, доставил их в гостиницу, прилепившуюся к горному склону, где для них были зарезервированы номера.

Спустя некоторое время они вышли прогуляться и по хорошо протоптанной тропинке поднялись на склон горы, туда, где на небольшой лужайке стояла очень изящная скамья. Они сели и некоторое время молчали. Потом Стаффорд Най повторил то, что сказал накануне:

— Колода карт.

Снова воцарилось молчание. Наконец Рената спросила:

— Что скажете?

— О чем?

— Что вы думаете об увиденном?

— Меня это не убедило.

Она облегченно вздохнула.

— Я на это надеялась.

— Во всем этом ни капли искренности, правда? Просто грандиозное шоу. Спектакль, поставленный талантливым режиссером — может, целым коллективом режиссеров. Эта чудовищная старуха наверняка наняла продюсера. Их, естественно, никто не видит. Сегодня мы лицезрели главного актера.

— Что вы о нем думаете?

— Насквозь фальшив, — сказал Стаффорд Най. — Всего лишь актер. Первоклассный, мастерски разрекламированный, но актер.

Смех Ренаты застал его врасплох. Она вскочила со скамьи. Лицо ее вдруг стало веселым и чуть-чуть ироничным.

— Я знала, — сказала она. — Знала, что вы все поймете. Знала, что вы обеими ногами стоите на земле. Признайтесь: вы всегда умели понять, что к чему? Вас не так-то просто провести. Вы всегда распознаете фальшь.

Ах, Шекспир! Но совсем даже необязательно смотреть его пьесы, чтобы понять, для какой роли вы созданы — у всех королей и великих людей были свои шуты. Да! Королевский шут всегда говорит королю правду, его речи полны здравого смысла, он смеется над тем, что другие принимают всерьез.

— Так вот кто я, по-вашему? Придворный шут?

— Разве вы сами не чувствуете этого? Это именно то, что нам нужно — что нам необходимо. Вы сказали: «Колода карт. Картинки». Вот именно! Дорогостоящая, непомерно раздутая показуха! Как же вы правы! Но люди-то попадаются на удочку. Они думают: как это чудесно! Или: вот дьявольщина! Или вообще ничего толком не понимают, но считают, что это что-то неимоверно важное. Конечно, они ошибаются, но… но ведь надо как-то им показать, что вся эта затея, от начала до конца, — сплошной балаган. Чудовищный балаган. Вот этим мы с вами и займемся.

— И вы уверены, что нам удастся разоблачить этих деятелей?

— Ну, разоблачить — едва ли. Но вы же знаете — стоит показать людям, что им пытаются всучить подделку, что все это — лишь грандиозная мистификация… и они отвернутся сами.

— Вы собираетесь проповедовать новый завет — Евангелие Здравого Смысла?

— Конечно нет, — сказала Рената. — Думаю, таких проповедей никто и слушать не станет.

— Да, в наше время — вряд ли.

— Верно. Так что придется добывать убедительные доказательства — факты.

— А у нас хоть что-нибудь есть?

— Да — то, что было у меня с собой во Франкфурте — то, что я с вашей помощью благополучно доставила в Англию.

— Не понимаю.

— Потерпите — немного позже вы все узнаете. Сейчас нам с вами предстоит сыграть свои роли. Мы на все готовы, горим желанием, прямо-таки ждем не дождемся, пока нас примут в их ряды. Мы разделяем идеалы молодых. Мы верные последователи и приверженцы юного Зигфрида.

— Вы с этой ролью справитесь блестяще. А вот я в себе не вполне уверен. Мне никогда не удавалось быть чьим-то приверженцем. Сами понимаете: королевскому шуту это не к лицу. Он — по натуре скептик и крушитель идеалов. В наше время это вряд ли приветствуется, не так ли?

— Да, это вряд ли кому по вкусу. Придется вам на время упрятать свой скептицизм подальше. Однако не в тех случаях, когда вы будете говорить о своих начальниках и политическом бомонде: о дипломатах, о Министерстве иностранных дел, о правительстве и прочих власть предержащих. Тут вы можете возмущаться, критиковать и злобствовать на всю катушку.

— И все же я никак не пойму, какая мне в этом крестовом походе отводится роль.