Пастернак – Цветаева – Рильке

Повод для оптимизма давала завязавшаяся в те же дни (очередное совпадение!) переписка с А. М. Горьким. Писатель был одним из тех, кому Пастернак послал только что вышедший сборник поэм «905 год». Горький давно следил за творчеством поэта – еще в 1915 году в журнале «Современник» вышел отредактированный им пастернаковский перевод драмы Г. Клейста «Разбитый кувшин». Кроме того, в это время он был увлечен пастернаковской повестью «Детство Люверс». Поэтому ответ был быстрым и доброжелательным. «Сердечно благодаря» за «книжку стихов», Горький извещал Бориса Леонидовича, что «Детство Люверс» переведено на английский «и, вероятно, в ближайшие недели выйдет из печати в Америке»[32]. (Перевод сделала близкая подруга писателя М. И. Будберг.)

Обрадованный откликом и особенно перспективами «Детства…», мнительный Пастернак, тем не менее, заметил, что о поэмах в записке нет ни слова. Он тут же истолковал это умолчание в невыгодном для себя плане:

«…Революционную тему надо было взять исторически, как главу меж глав¸ как событие меж событий, и возвести в какую-то пластическую, несектантскую, общерусскую степень. Эту цель я преследовал посланной Вам книгой. Если бы я ее достиг, Вы скорее и лучше всякого другого на это откликнулись. Вы о ней не обмолвились ни словом – очевидно, попытка мне не удалась»[33].

Однако ситуация оказалась прямо противоположной. В следующем письме Алексей Максимович дал развернутую – и во многом справедливую – оценку всего его творчества:

«Книга – отличная; книга из тех, которые не сразу оценивают по достоинству, но которым суждена долгая жизнь. Не скрою от вас: до этой книги я всегда читал стихи ваши с некоторым напряжением, ибо – слишком чрезмерна их насыщенность образностью и не всегда образы эти ясны для меня; мое воображение затруднялось вместить капризную сложность и часто – недоочерченность ваших образов. Вы знаете сами, что вы – оригинальнейший творец образов, вы знаете, вероятно, и то, что богатство их часто заставляет вас говорить – рисовать – чересчур эскизно. В „905 г.“ вы скупее и проще, вы классичнее в этой книге, насыщенной пафосом, который меня, читателя, быстро, легко и мощно заражает. Нет, это, разумеется, отличная книга, это – голос настоящего поэта, и – социального поэта, социального в лучшем и глубочайшем смысле понятия»[34].

Казалось бы, переписка развивается по тому же закону взаимопритяжения творческих личностей, что и общение с Рильке полтора года назад. Но буквально через день после того, как Борис Леонидович отправил первое письмо, произошло событие, в корне изменившее их отношения.