Пастуший календарь

Великий Пан: Христос, истинный Бог всех пастухов на свете, глаголющий о Самом Себе: «Я есмь пастырь добрый». Имя Пана (как мыслю) сполна подобает Ему, ибо «Пан» означает «всё» или «Всемогущий», а всемогущ лишь Господь наш Иисус. Сим же именем нарицает Его и Евсевий в пятой книге своего «Приуготовления к Евангелию», а затем излагает уместную разъяснительную повесть, оная же впервые записана Плутархом в его книге «Об упадке оракулов». Молвится там, что когда Спаситель наш принимал горчайшие крестные муки, некие мореходы, правившие путь из Италии на Кипр мимо некоего Острова, иже именуется Паксосом, услыхали глас велий, коим некто незримый взывал к Фармузу-Египтянину (сей же Фармуз владел и правил кормилом на корабле их). И во слух обратился Фармуз, и велено бысть ему: достигнув острова Палода, возвести: умер великий Пан! И усомнился кормчий: поступить ли так? И достиг острова Палода, и внезапу настало затишье, и недвижен корабль содеялся; и тут оробел Фармуз и возгласил: умер великий Пан! И тотчас донеслись до него стенания жалобные и вопли горестные, им же подобных люди от века дней не слыхивали. Иные мнят, будто Паном числить надобно сатану, чье владычество разрушил в то время Христос, врата адовы сокрушив и смертию смерть поправ (ибо, сказывают, умолкли с тех пор все до единого Прорицатели, а духи зловредные, иже чары наводили на людей, усмирились); такожде сказывают, будто вопросил кесарь Тиберий: но кто сей Пан? — и ответствовали мудрейшие и ученейшие: чадо Эрмия и Пенелопы. А я мыслю, что глаголы, к Фармузу обращенные, возвещали о крестной смерти Христа, единственного истинного Пана, пастве Своей во спасение муки приявшего.

Так жили все блюстители отар. Согласно репейному во Второзаконии, делили меж собой Иудеи землю Ханаанскую и порешили: а «священникам Левитам, всему колену Левиину не будет части и удела с Израилем: они должны питаться жертвами Господа и Его частью...»[14]

Одни кичливо зарились на власть... Семо разумеются Римский Папа и его прелаты антихристовы, иже Церковь подминают самочинно и тиранят, а поддельными ключами Апостола Петра всякому властителю предерзостному и свирепому врата Райские отверзают якобы. Ничтоже, однако, глаголется супротив святоотеческого правления праведного (яко же не столь давно молвилось некими злоумышленниками, к ущербу для Церкви превеликому и вящему смятению умов); обличаются токмо гордыня и своеволие тех, кои не овец питают своих, но сами от своих овец питаются.

Лишь Атласу... Атласа представляют Пииты всем великанам великаном, иже небосвод на раменах своих держит; в действительности же Атлас есть превесьма высокая гора Мавританская, что в Берберии нынешней обретается и мнится человеку подпирающей облака. Иные мнят, и не вовсе несправедливо, что предание сие сложили об Атласе, повелителе помянутых земель (в честь оному царю и гора обрела прозвание) и брате Прометеевом, что (яко Еллины утверждают), разумен будучи несравненно, первым исчислил непостижное течение звезд. Посему и Пииты возлагают на плечи его небесную твердь. Об иных же домыслах нам повествовать ни к чему.

Сию побаску... Оная весьма сходна с баснями Езоповыми, однако и злополучие, Козлика постигшее, и окончание повести суть всецело иного рода. Под Козликом разуметь возможно истинного, но простодушного и чересчур доверчивого Христианина. <...> А в Лисе надлежит узреть Паписта лживого и вероломного, с коим дружбу водить никак негоже.

Коза... предусмотрительна, мудра, // Сочла... Сей прием прозывается Fictio: разумные действия и членораздельная речь приписываются тварям несмысленным.

...Отрастали рожки: то бишь, младые, словно бы мхом покрытые пеньки, что крепнут и удлиняются со временем, когда кровь у козла принимается играть.

Но всех опасней Лис: хитер, смышлен... Ипреизрядно, зане всех прочих зверей превосходит Лис и коварством и находчивостью.

Недобрая, зловещая примета... Коза-мать запнулась о порог, и сие именуется дурным знаком. Впрочем, подтверждение тому обрящется в любых летописях; среди наипаче примечательных числится повесть о лорде Гастингсе, восходящая ко дням Короля Ричарда Третьего. Сказывают, будто опричь дурного сна, лорду привидевшегося (а предвещал он именно грянувшую впоследствии беду), случилось еще и коню вышеназванного лорда, выехавшего поутру в Лондонскую Башню, дабы там заседать в совете государственном, споткнуться по пути дважды или трижды; и многие, лорду сопутствовавшие и о близкой участи его уже ведавшие, переглянулись украдкой. А в последствии припоминали сие, ибо, веселясь напропалую и никакого худа, никоей опасности смертной себе не чаючи, спустя два часа приял он позорную погибель от лютого Государя.