Пастушок

– Мне госпожа Янка сказала, что Ян должен наказать госпожу Меланью за эту ложь, – ответил Филипп, – да, так и сказала: «Пусть брат её за враньё прилежно накажет!» А каким образом следует наказать госпожу Меланью, не уточнила.

Евпраксия поглядела опять на Яна. Тот промолчал, жестом пояснив, что тётя лично ему, видимо, забыла это сказать или передать.

– Я всё поняла, – с досадой проговорила Настенька, перестав наблюдать за стараниями Евпраксии развязать тугой узелок тесёмок и заострив внимание на Меланье, которая усмехнулась с некоторой тревогой, – Меланью тоже следует наказать, раз так приказала тётя. Только не розгами. Нашу праведницу пороть – столь же неразумное дело, как стричь свинью: толку будет мало, а визгу – много. Я с ней потом разберусь сама, дам ей десять раз хорошенько ложкой по лбу дубовому! А ты, Ян, сейчас разберись-ка всё же со своей старшей сестрой.

– Которая вообще никому ничего плохого не сделала, – поспешила Евпраксия скрестить саблю с самой княжной, так как пропускать от неё удары было никак нельзя, – не думаю, брат, что Вольга захочет пить с тобой мёд! Я, во всяком случае, не желаю его об этом просить. Ты несправедлив!

С этими словами старшая дочь Путяты даже позволила себе сесть, чтобы разрыдаться. Впрочем, со вторым делом она не справилась. Да оно и не нужно было, поскольку Ян призадумался, впечатлённый её словами, а Настенька и Меланья набросились друг на друга. Первая, взяв увесистую мешальную ложку, измазанную вареньем, старательно облизала её своим длинным язычком, глядя на Меланью. Та, задрав нос, холодно промолвила:

– Ай, спасибо тебе, княжна! Но только имей в виду, что ни тётя Янка, ни твой отец, ни митрополит вовсе не считают мой лоб дубовым.

– Тогда подумай о том, что благодаря мне ты сейчас не будешь визжать под розгами, дура! – пожала плечами Настенька, кладя ложку на стол. Меланья, однако, вцепилась лишь в одну мысль – об оскорблении, нанесённом ей. Храня эту мысль на своём лице, святая угодница распрямила ноги из-под упругих ягодиц и величественным движением поднесла ко рту золотую чашу. Её старшая сестра, между тем, уже не пыталась выдавить слёзы из своих дивных очей. Но громко стонать и даже терять сознание, сразу же опять в него приходя, она продолжала.

– Ян, пошёл вон, – приказала Настенька, – ты дурак!

Ян дважды просить себя не заставил. Он понимал, что сотворил бурю, которая сметёт всё. Когда дверь за ним закрылась, дочь Мономаха перевела свой великокняжеский взор на старшую дочь Путяты.

– Что ты сидишь?

Евпраксия поправляла заколку, так как от слишком бурных телодвижений её роскошные волосы пришли в маленький беспорядок. Опустив руки, она взглянула на княжну нагло.

– Зачем мне опять вставать?

– Как будто не знаешь! – явно наперекор своему желанию зазвенела Настя металлом в голосе, – быстро встала, задницу оголила и животом на лавку легла! Я тебя, паскудница, прикажу сейчас выдрать так, что ты у меня до Петрова дня не сможешь сидеть!

– спасибо, сестрица, – примерно таким же тоном отозвалась Евпраксия, крепко сжав кулаки, – но я сомневаюсь, княжна, что госпожа Янка тебе такое позволила! Я сама спрошу у неё об этом.

И она медленно поднялась,сначала ударив обоими кулаками по столу. Очень ей захотелось кое-кого избить. Потом – сжечь весь Киев. Но всё же благоразумие взяло верх. Впиваясь глазами в пакостные глаза Меланьи, которая рассмешила пахабной шуточкой наклонившихся к ней служанок, Евпраксия обогнула угол стола и пошла к Филиппу. Тот вскочил с лавки, отвешивая поклон молодой вдове. Ему было очень страшно за свои уши, так как он видел, что всё у княжны идёт наперекосяк. Дрожащей рукой он вытащил из корыта самую лучшую розгу. Ещё бы – взгляд госпожи Евпраксии был не очень-то дружелюбным даже сейчас! А что будет завтра, когда она придёт во дворец? Но дочь Мономаха сразу же успокоила перепуганного мальчишку, который всё позабыл. Княжна подтвердила Евпраксии, что наказывает её четырьмя десятками розог и семидневным сидением под замком.

Эти слова Насти услышал также и Ян. Он стоял за дверью, ибо ему хватило ума понять, что выставили его не даром. После второй угрозы со стороны княжны Он навострил уши ещё сильнее и ухитрился не пропустить ни одного слова из разговора.

– Мало того, – раздался вновь голос Насти, – все в Киеве будут думать, что тебя высекли по приказу Меланьи! Я пущу слух, что великий князь велел ей тебя воспитывать, потому что Ян не решается это делать. Ты представляешь, как над тобой будут хохотать, сестра моя дорогая? Дались тебе эти пуговицы с орлом!

– Я просто коза, —донёсся печальный голос Евпраксии вместе с шелестом её юбки, – жалею для горячо любимой сестрицы лучшего в Киеве Даниила и лучший в Киеве терем! А из-за этого пострадает главная достопримечательность Киева.

– Это что? – прикинулась княжна дурой, – не храм ли святой Софии? Или же Золотые Ворота?

– Ворота грешной Евпраксии! Прости, Господи, за кощунство…