Пат

Через полчаса, одетый в темно-синий костюм, сорочку и итальянский галстук, он сидит в гостиничном "бентли", который везет его в "Лаугардалсхёлл".

Тем днем, когда он не поехал на гостиничном автомобиле – все пошло быстро. Быстро он потерял несколько важных фигур. Когда был сбит ферзь, он на мгновение поднимает голову. Встретил взглядом лицо Джона Р.: на нем рисовался испуг. Он вновь глянул на шахматную доску. Во время этой партии стук дерева о дерева и свист воздуха, рассекаемого фигурой, переносимой на другую клетку, не желали выстроить сцену, которая защитила бы его от похожего на шум волн, бьющих в пляж Буэнос-Айреса, тарабарщину зрителей, от треска ламп-вспышек. У него остался один король; он переставил его лишь бы куда, Алехин же схватил в пальцы ферзя и поместил на черном поле.

Сейчас он идет по длинному, темному коридору. В его конце рисуется светлый прямоугольник. Зрительный зал полон, набит людьми, которые теснятся под стенами. Трость Ника попадает на чью-то обувь. Место в пятом ряду остается пустым, ожидает. Ник протискивается и с облегчением падает в него, и, как и подозревал, к нему тут же обращается рыжеусый:

- Игра за победу, - сообщает он, словно бы Ник об этом не знал. – Хорошо, что вы здесь.

Тот не отзывается.

Тогда, в Буэнос-Айресе, он тоже не отзывался, но не потому, что ему нечего было сказать. Не отзывался, поскольку не помнил, как по-русски, на том языке, на котором он хотел обратиться к Алехину, сказать: "Это пат! Ты проиграл! Это пат!".

А потом еще раз глянул на шахматную доску и понял, что это не пат. Имелась одна клетка, на которую он мог переставить короля. Когда одиночная фигура встала на ней, Алехин быстрым движением передвинул ферзя на другое поле – и внезапно в зале "Teatro Politeama" раздались аплодисменты и крики "браво"! Ник глядел на доску. Деревянные фигурки спокойно стояли на своих местах. У него сложилось впечатление, что все, кто хлопает, на самом деле бьют громадными, будто кузнечные меха ладонями ему по голове, чтобы та болела все сильнее и сильнее.

Действительно ли невозможно ничего сделать? – мелькнуло в голове, и он почувствовал нечто такое, чего не ожидал: разочарование. Ибо, пока нет мата, все можно сделать…

Звук отодвигаемого стула; Алехин встал, не говоря ни слова, поклонился, повернулся и направился к выходу. Зал постепенно начал пустеть. Когда он уже был почти пуст, Ник почувствовал, что кто-то кладет ему руку на плечо, услышал утешающий голос жона Р.:

- Гроссмейстеру проиграть не стыдно, но очень жаль, что вы выпали. Я рассчитывал на вас в матчах с поляками…

Только лишь оставшись в зале "Teatro Politeama" совершенно сам, Ник поднялся и медленно, тщательно отмеряя шаги, вышел. На улице он взмахом остановил такси, затем вернулся в отель "Ритц" и попросил прислать ему в номер из бара пару бутылок виски. Это было 31 августа 1939 года.

Сейчас же 11 июля 1972 года, и Фишер делает первый ход. У Ника немного кружится голова, но он достаточно трезв, чтобы знать, что этот вот дебют – пешка на с4 – раньше он никогда не разыгрывал. Спасский откидывается в кресле, обитом толстой, черной кожей. Его подбородок погружается в корзинку из сплетенных ладоней. Сегодня на нем серый костюм и белая сорочка, без галстука, сорочка застегнута на саму. Верхнюю пуговицу. Он отвечает ходом коня.

Он пил все два дня. Когда проснулся через эти два дня, в окна вливался горячий свет. У него болела голова, и Ник чувствовал, словно бы его позвоночник покрылся ржавчиной, так что малейшее движение могло бы его раскрошить. Лишь спустя несколько часов он поднялся, умылся в гостиничной ванной, открыл в номере окна, чтобы выветрить смрад спиртного, и отправился на пляж.

Он помнит это сейчас, когда рыжий говорит:

- Во что он играет?

Изумление постепенно разливается по зрительному залу. Оно словно туманное облако, что стекает с горного склона. Ник знает, что ни один из ходов, которые делает Фишер, не в его стиле, они выглядят так, словно бы были совершенно случайными. Но он знает и то, что должна быть в них какая-то логика, которой он сам пока не может понять.

Ник шел по океанскому берегу. Вода ласково пенилась на сыром, буром песке, чтобы откатиться и накатиться заново. Набухшие облака двигались на север, открывая фиолетовую поверхность неба. Именно тогда он их увидел, они тоже шли по берегу. Первым он узнал Алехина. Его сопровождал Джон Р., а рядом с Джоном Р. и Алехиным шел Хаим Равахол; рядом с Джоном Р. И Алехиным шел его отец.

Ник остановился. Волны прилива заливали ему туфли.

Фишер берет пальцами белого ферзя.

Пытался ли он завернуть? Или пробовал идти дальше, притворяясь, будто бы ничего не случилось? Пытался ли он бежать, когда увидел, что отец отходит от Алехина и от Джона Р. И направляется в его сторону? Сейчас он этого не знает. Сейчас Фишер двигает белого ферзя на f4.

- Тебе интересно, узнал ли я тебя, правда? – отозвался отец по-русски, остановившись перед ним. – Конечно же, узнал. Я узнал бы тебя и тогда, если бы ты выкрасился черной краской.

5.