О том, насколько трудно было «сколачивать» антишведский союз, свидетельствуют хотя бы дипломатические усилия саксонцев по отношению к Дании, которая априори считалась естественной участницей антишведского заговора. Между Дрезденом и Копенгагеном давно существовало единение по многим внешнеполитическим вопросам, оформленное в 1694 году в союз. В марте 1698 года в Копенгаген ездил саксонский посол Кристофер Дитрих фон Бозе, чтобы продлить этот союз и распространить его на Польшу. Младшего Бозе сопровождал инкогнито «советник» Паткуль, вынужденный в течение всех переговоров с датчанами отсиживаться в доме министра иностранных дел Дании графа Ревентлова. Дипломатическая миссия Бозе проходила в условиях жесточайшей конспирации, обе стороны хотели избежать опасной утечки сведений об этих переговорах к шведам. Саксонцам было важно в этот момент обезопасить Польшу от возможного прохода через датские проливы в Балтийское море французского флота.
Хотя договор Польши-Саксонии с Данией 1694 г. и не был направлен против шведов, он создавал базу для такой направленности, и вот теперь Август поручил Паткулю и Флеммингу заключить с Копенгагеном новый союз. Паткуль, только что возвратившийся из Курляндии и Риги, выехал в Копенгаген под именем фон Валлендорфа. В это время в Москве находился датский посланник П. Хейнс и вёл переговоры с царём о заключении датско-русского союза. К моменту прибытия Паткуля в Копенгаген поступили сведения из российской столицы о том, что переговоры проходят успешно и что царь выдвигает даже более радикальные предложения, нежели ожидали датчане. Казалось, условия для выполнения Паткулем своей миссии в Копенгагене были более чем благоприятными.
На первом же раунде Паткуль спросил своих датских партнёров, намереваются ли Дания и Россия предпринять нападение на Швецию. Осторожные датчане ответили отрицательно: мол, союз с Москвой был сугубо оборонительным. Но если господин Валлендорф знает, что король Август и царь Пётр вынашивают наступательные планы по отношению к Стокгольму, то пусть он о них расскажет. Паткуль не заставил себя долго упрашивать и рассказал, что Август и Пётр в самое ближайшее время формально вступят в наступательный союз против шведов, потому что между обоими монархами на этот счёт уже существует устная договорённость (Рава-Русская), и всё дело заключается лишь в том, чтобы Москва побыстрее заключила мирный договор с турками. Далее Паткуль проинформировал датчан о благоприятной обстановке в Лифляндии и воинственных настроениях польской шляхты.
Такая откровенность была непривычна датским дипломатам, и они с трудом скрывали своё удивление. Прямого ответа датчане не давали, но оживлённо обсуждали с Паткулем схему возможного будущего союза. Они согласились с мнением «г-на фон Валлендорфа» о том, что пограничный спор с голштинским герцогом можно легко использовать в качестве предлога для начала войны со шведами – ведь герцог был женат на сестре Карла ХII, а король был страстным сторонником Голштинии, но датчане боялись остаться один на один со шведами и выговаривали для себя условия, при которых Польша-Саксония гарантировала бы их безопасность.
На четвёртый день протокол переговоров был представлен в канцелярию короля Кристьяна V, и датский король заявил, что он полностью во всём согласен со своим племянником Августом (как мы уже указывали выше, мать Августа являлась сестрой датского короля), но на пути к союзу требуется ещё устранить некоторые препятствия, а именно: Москве нужно было заключить мир с Блистательной Портой, после чего Август должен был договориться с Петром о вторжении русских войск в Прибалтику. На случай вступления Саксонии-Польши в войну со шведами в одиночку датский король обещал племяннику помочь войском численностью до 8 тысяч солдат. Кристьян V имел все основания соблюдать осторожность, он ещё не забыл того времени, когда шведские войска под командованием Карла Х разгуливали по Дании, а потому даже с облегчением воспринял то обстоятельство, что мандата от короля Августа на заключение договора у Паткуля при себе не оказалось. А Паткуль убыл в Варшаву, вполне удовлетворённый результатами своей миссии. Он справедливо полагал, что вопрос о заключении формального союза с Данией был вопросом времени.